«Кировец» К-700
Software: MediBang Paint Pro
Graphics tablet: Wacom intuos 4100k
Software: MediBang Paint Pro
Graphics tablet: Wacom intuos 4100k
Time elapsed: 300 minutes
Software: Paint Tool Sai 2
Graphics tablet: Wacom et-0405a-u
Мало кто из гостей и свежеиспеченных астанчан знает, что жилой квартал от Сейфуллина до Абая с одной стороны, и от Победы до Сары-Арки с другой стороны — все это когда-то было русским православным кладбищем, существовавшим в городе с 1830 года. Здесь лежали офицеры, казаки, солдаты и простые горожане, умиравшие в нашем городе по естественным и не очень причинам.
В 1915 году кладбище закрыли, хоть и держали в образцовом порядке. А вот по окончанию гражданской войны — не без одобрения городских властей — капитальное ограждение разобрали, насаждения вырубили, а весь чугун, железные кресты и оградки — собрали и сдали в утильсырье.
А этот участок — отошел под застройку. Под городское захоронение отдали участок в километре севернее, в районе перекрестка Богенбая и Сары-Арки. Впрочем, годы спустя — и он отошел под застройку. Высотки на углу этих улиц — построены на костях когда-то живших в нашем городе.
Умирали тогда по разным причинам. Например, от тифа и сибирской язвы. И, несмотря на то, что перекапывая старое кладбище, власти изо всех сил старались проводить полноценную санацию, читай — тоннами заливали землю хлоркой — специалисты до сих пор считают, что этих мер было недостаточно. Именно поэтому до сих пор не тронуто старое мусульманское кладбище в районе микрорайона Молодежного — такие проблемы акимату просто не нужны.
Но мы отвлеклись. В наши дни на этих участках самое страшное — не возможность, копнув поглубже, подцепить споры сибирской язвы — а совершенно реальная перспектива встречи с неизведанным. Именно на этом участке ни бомжи, ни иные личности маргинального склада не рискуют оккупировать подвалы для личных целей.
А те, кто по незнанию или глупости, все же рискнул — или не возвращаются вовсе, или белеют волосом до конца своих дней. А потом с трудом, добрый десяток лет спустя, успокоив нервы очередной ударной дозой алкоголя, рассказывают свою невеселую историю.
Олег, или как зовут его друзья, Олежка — еще не старый на вид мужик. Одна особенность — абсолютно седая голова. И бегающий, измученный взгляд. Такой взгляд у него — последние двадцать лет, добрую половину жизни.
Ибо двадцать лет назад Олег с друзьями, такими же явными представителями дворовой шпаны, решили оборудовать в подвале дома, в паре кварталов от их двора, точку рандеву под кодовым именем «наша камора». Каморе тут было самое место — подвал холодный, но сухой и чистый. Жильцы этой белой пятиэтажки не устраивали здесь сарайчиков для хранения всяческого хлама, не строили клетей для картошки — идеальный расклад для молодых и находчивых.
Притащили материалов — и начали отделять подвальный отсек. Присобачили дверь с замком, свистнули откуда-то старую тахту и пару кресел, провели свет — красота. Хочешь — портвейн пей, хочешь — води известных всему району своей податливостью девчонок.
На ночь, правда, никто не оставался. Кроме того раза — отчим Олегу опять устроил скандал, и идти в опостылевшую «хрущевку», где ютились мать с отчимом, Олег и его сестра — не хотелось. И Олег решил заночевать в каморе, благо, тахта была не сильно продавлена.
Пацаны разошлись по домам — и Олег остался один. Покурил еще, допил остатки пива в трехлитровой стеклянной банке и завалился спать. От пива и проведенного вечера было хорошо, и Олег быстро заснул, несмотря на подвальную прохладу, сохранявшуюся в каморе даже в жаркую летнюю ночь.
Проснулся внезапно. Хотелось в туалет, по-маленькому. Но проснулся не оттого — у Олега был крепкий мочевой пузырь, до утра обычно не беспокоивший его. Проснулся он потому, что вокруг, в абсолютной темноте, слышались какие-то звуки. Будто шаги. Чужие шаги.
Прислушался... Шаги не тут, а где-то за пределами каморы. Кто-то ходит. Шаркает ногами по земляному полу — ш-ш-ш, ш-ш-ш, ш-ш-ш. Встал, решил проверить — что за шум? Просто лежать и слушать эти звуки было просто невыносимо.
Пощелкал выключателем света в каморе — вспыхнула и перегорела лампочка. Олег выматерился про себя: отчего-то, по неизвестной причине, вслух говорить не хотелось. Вообще, было жутко и страшно — хотя, Олег не считал себя особой робкого десятка.
Знал он подвал хорошо, решил выйти так, на ощупь. Вышел. Показалось, что в подвале стало еще холоднее, еще темнее, стены словно покрыты влагой, которой тут сроду не было. В кармане брякал коробок спичек, но зажечь их — казалось делом неприятным, ненужным и глупым. Неверный свет спичек, высвечивающий тени в углах гостеприимного, казалось, подвала, сейчас был страшнее, чем окружающая Олега темнота.
На ощупь он вышел на середину крайней секции, даже не задев притолоку. Темень вокруг — и жуткий, беспричинный страх. Олег точно знал, что в подвале он должен быть один — но явственно слышал шаркающие шаги вокруг и чувствовал, что здесь есть кто-то еще. Кто-то страшный и неприятный.
И тут он услышал шепот. Без того испуганный, он почувствовал ледяную испарину. Шепот раздавался одновременно со всех сторон:
— Шум... Шум... Не шуми... Идет... Не толкай... Голова... Болит...
Бестолковые, несвязные слова раздавались глухим шепотом со всех сторон. У Олега дрожали руки, ноги, губы — он весь превратился в дрожь и слух. Пустой, пустой подвал, он один тут, никого вокруг — но он слышал шепот и шаги, шепот и шаги вокруг себя. Чужие шаги и чужой шепот, выворачивающий душу наизнанку.
Олег зашарил по карманам, достал коробок спичек. Попытался достать и зажечь одну — и выронил спичку. Руки дрожали и не слушались, мысли давили друг друга, мешали думать, панический страх то накатывал волной, то отступал, уступая душу Олега животному ужасу.
Вот Олег нащупал очередную спичку. Чирк!
— А-а-а-а-а-а-а!
Олег не помнит, он кричал — или те, кого он увидел. Строй истлевших, сгнивших стариков и старух, шамкающих непослушными ртами, какие-то фигуры в истлевших форменных кителях, рассматривающих его пустыми глазницами — и неотступный холод, и многоголосый крик в голове.
Олега нашли на следующий день — не в себе, абсолютно седого, бормотавшего несвязный бред, в мокрых штанах. Вызвали «скорую», которая Олега увезла на конечную 25-ого маршрута — на несколько долгих месяцев. Через полгода Олег появился дома — все еще седой, тихий и каждый вечер пьющий дешевую сивуху.
Эту историю первый раз он расскажет только через 20 с лишним лет.
Знаете, как умирают люди? Сначала приходит апатия. Натуральное нежелание всего. Есть неохота, двигаться неохота, хочется лечь — и полежать. А еще лучше — свернуться в позе эмбриона, чтобы было теплее и комфортней, и так лежать — долго-долго.
А потом становиться лень дышать. Тяжело раз за разом поднимать грудную клетку, растягивая легкие в последних попытках насытить кровь кислородом. Тяжело, ненужно и глупо — и поэтому останавливается дыхание.
Самым последним выключается сердце — после того, как человек перестал дышать, оно еще несколько минут бьется, изо всех сил гоняя по сосудам кровь. Сердце цепляется за жизнь до последнего, словно не желая признавать факт смерти.
Но это — если своей смертью. А если вас чикнули скальпелем по горлу — то вы быстро истекаете кровью и никаких проблем. Вы просто не успеваете осознать, что происходит. Еще быстрее — если острый предмет втыкают прямо в почку, тогда падает кровяное давление — и смерть приходит быстро, почти моментально. А смерть — почти всегда означает морг.
Никто не знает, зачем морг разместили так близко к городской больнице №1, что возле Медакадемии. Причем, морг не больничный, а такой, для всех сразу. Везли туда тела со всего города — надо, значит надо. И обстановка в этом морге, надо сказать доставляющая. Как в столярке, только вместо деревяшек — тела мертвых людей.
Тела лежат везде: в углах, на прозекторских столах, под столами, те, что все еще окоченевшие, могут быть прислонены к стене, свернувшаяся кровь... И запах. Страшнее всего тут запах, запах смерти, формалина и гниющей плоти.
Привезли в морг однажды городского сумасшедшего Петю. Покойника. Документы свои этот персонаж сжёг в очередном эпизоде, поэтому оформление тела затянулось — чуть ли не на пару недель. Лежит синий, страшный, в холодильнике. И ждет, пока либо родственники подсуетятся, либо за счет акимата закопают. А родственники — не пришей к уху рукав, даже не собираются оформлять и забирать.
Первая городская больница — она вот, через забор. И больные все больше тяжелые, проблемные — а стараниями хирургов местных выздоравливают, несмотря на тяжесть болезней. А тут как полоса пошла — что ни ночь, то смерть в отделениях. По одной, не больше. И все как-то странно, умирают не от болячек, а от каких-то внутренних кровотечений.
Больные начали жаловаться, мол, приходил ночью доктор, хотел повезти оперировать — да передумал, соседа забрал. А тот и умер под утро. Как доктор выглядел? Высокий, бледный, халат на все пуговицы застегнут, Петром Дмитриевичем представляется. А Петров Дмитриевичей у них, в первой городской, нет, ни одного.
Дежурного врача допрашивают — тот клянется, что все нормально было. Утром — бац! — опять труп. Вскрытие делают, как полагается — у умершего внутренние кровотечения, но такие, странные... Будто кто изнутри их чем-то острым «почикал».
Совсем за голову схватились. А больные — те в ужасе просто, шутка ли, мрут как мухи? Домой засобирались даже те, что ходить не могли. Их, как могли, успокаивали, пока санитарки не стали бредней нести про «бледного доктора». Бедлам, бардак и мистика, короче.
Врачи — люди образованные, трезвые (чаще всего) и решительные. В чушь про приходящего ночью доктора никто не верил, пока дежурный врач кардиологического не столкнулся с тем лицом к лицу. Столкнулся — и обомлел. Тот ему — «Доброй ночи, коллега!» — и за поворот коридора. Этот за ним — а коридор пуст.
Может, так и дальше бы шло — да только этот дежурный врач своего умершего пациента на следующий день в морг сопровождал, рук не хватало санитарских. Глядь — а тело этого Петра Дмитриевича, который ему доброй ночи желал, тут, в морге валяется. Рожа — один в один, узнал он его.
Мистика или нет, но подняли все доступные записи на это тело в один день. И всеми правдами и неправдами оформили, через знакомых ментов, ему «выписку» на кладбище. Ибо, когда подняли записи — волосы дыбом встали.
Поддельного врача, покойника, то есть, действительно звали Петром Дмитриевичем. Правда, врачом он не был, а был постоянным клиентом городской психиатрической больницы — причем клиентом уникальным, единственным, кто вел себя социально приемлемо лишь под шестикратными дозами сильнейших препаратов.
Без них у Петра Дмитриевича появлялось занятное хобби — резать медицинским скальпелем людей. Никого, правда, толком он при жизни не зарезал (или об этих эпизодах никому неизвестно) — по первому же сигналу Петю загребли в соответствующее лечебное учреждение, где состояние его было нормализовано.
Психиатрам Петя сообщил, что убивать желает не просто так и не абы кого — а только дураков. На вопрос лечащих врачей, как же он их отличает от умных людей, Петя прищурился и сказал — «Доктор, они же дураки. Их же сразу видно». Психиатры даже не нашлись, что ответить. Петя жил какое-то время под лекарствами, а потом умер.
Первая городская сразу, как Петю увезли и похоронили, вздохнула с облегчением. Призрак Пети больше не являлся больным, никого скальпелем не резал — да и был ли призрак? Так, перестраховались чуть-чуть. Мало ли. А если раз в год, в этот день, кто и помрет по таким странным обстоятельствам — так совпадение.
А то, что пациент круглый дурак был — и это видно было невооруженным взглядом... Дураков много, за всеми не уследишь.
Целиноград, Казахстан. Предположительно 80-90 годы.
Смотрите какая технология 🙂 Видел кто такие? Может ещё фотографии есть?
Братья казахи не обращайте внимания на этого провокатора. Сейчас много таких нехороших людей будут пытаться разжечь наш регион. Это не узбек, это манкурт в обличии узбека, и у нас таких немало, так что не нужно на узбеков обижаться из-за этого ничтожества. Будем благоразумны и тогда такие вот разжигатели сами себя сожгут.
Он опять поспал немножко
И опять взглянул в окошко,
Увидал большой вокзал,
Удивился и сказал:
— Что за город тут у вас:
Костанай? Шымкент? Тараз?
А с платформы:
— Ни хрена!
Это город Астана.
Он опять поспал немножко
И опять взглянул в окошко,
Увидал большой вокзал,
Потянулся и сказал:
— Что за станция такая?
Далеко ль до Капшагая?
А с платформы:
— Спи, болван!
Это город Нурсултан.
Он проснулся, в окно глядь-
Вроде Нурсултан опять...
Приглянулся, вот те на!
Это ж снова Астана.
1. Аэродромные сюжеты.
2. Оздоровительный центр Здоровье.
3. На площади Ленина.
4. Совхоз Октябрь, детская библиотека, 1988 год.
5. Коллаж из двух фотографий. Целиноградское Птицобъединение, село Малиновка.
6. Выпускники акушерского отделения медучилища Целинной Ж. Д. г. Целиноград, март, 1984 год.
7. Плавательный бассейн Дворца Молодёжи, 1976 год.
8. Первый фельдшер Акмолы, Воробьёв.
9. Коллаж из двух фотографий. Проводы зимы, 1976 год.
10. Дворец Целинников.
11. Совхоз Шуйский МТМ, Токарь Горянский В. Н.
12. Совхоз Карашалгинский, комбайнёр Булекбаев Д., 1986 год.
13. Водрем 43, прокладка водовода Целиноград Малиновка, декабрь 1980 год.
13. Совхоз Сейфуллина, телятница Т. К. Гаук.
14. Совхоз 40 лет Казахстана, заправщица О. Я. Франц.
Отлично трудится на совхозной заправочной станции в совхозе 40 лет Казахстана Целиноградского района заправщица Ольга Яковлевна Франц. Она строго следит за чистотой и порядком на своём участке. Заправка автомашин происходит через автоматические колонки. Поэтому нужно быть очень внимательным к расходу ГСМ.
15. Приезд венгерской делегации в Целиноград.
16. Секретарь ЦК КПСС Козлов в совхозе Акмолинский.
17. Нурмухамат Имамов, Смирнов, Казаков Юрий Павлович. Фото Виктора Кригера.
18. Вручение переходящего красного знамени Есильскому району, получает знамя Шендрик."Вручает, Шаяхметов Рахимжан - председатель облисполкома".
19. 16 февраля, слёт допризывников Целиноградского района.
20. Без названия.
И слайдшоу серии!