Сон в зимнюю ночь часть - 21
— В сказках — добро всегда побеждает. Во всех добрых сказках добро побеждает зло, потому что оно - доброе и бесхитростное. А чё, пришло и победило, делов-то? А потом, дети вырастают и удивляются, почему в жизни всё по-другому? Нет, в жизни, чтобы победить настоящее зло, надо быть ещё злее, ещё хитрее и ещё коварней. Хочешь упрятать злого учителя физкультуры за решетку? Нужно стать ещё хуже него. Превзойти его, дабы он и за решеткой не забывал тобой восхищаться. Это борьба, это пять по физкультуре, это от трёх до пяти с конфискацией… Помашите ему ручкой - он нас заметил… Прощай! Не забывай нас, парнушник грязный! — злорадно говорил Валера, наблюдавший за тем, как учителя физкультуры, под белы ручки, выводят из дома сотрудники правоохранительных органов.
— Но ты ведь понимаешь, что это не поможет? — прошептала Марина. — Днём они могут сколько угодно притворяться людьми и соблюдать законы, но ночью они снова станут страшилами. Эльвира спасёт их. Мы теперь это знаем.
— Да, чё она там спасёт… — презрительно сморщил нос Кипятков. — Двух искалеченных инвалидов. И не забывай: ночью наш храбрый рыцарь сломал их не только морально, но и во всех позициях. Бедные, несчастные, изнасилованные страшилы будут по ночам болеть энурезом и биться в истерике лишь при одном упоминании его имени…
— Прекрати, опять начинаешь впадать в свою болтливую ересь, — недовольным голосом проворчал хмурый Денис.
— Может, уже пойдём? — предложила Полина, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. — Мы же хотели посмотреть, как будут арестовывать Божену?
Кипятков ахнул и посмотрел на часы.
— Бежим! У нас десять минут! Марина - руку!
Воронина подала ему свою руку и они побежали по улице.
— А мы? — ревниво посмотрела на Макарова староста. Денису очень не хотелось куда-то бежать. Ему, вообще, после этой ночи не хотелось лишний раз шевелиться, но он переборол свою боль и покорно протянул ей свою руку.
Нужно отдать должное доброму волшебнику, он позаботился обо всём и, в результате его гиперактивной деятельности, милиция приехала арестовывать учителей в разное время. Валера не спал с прошлого вечера и этого было достаточно для того, чтобы завалить анонимками и доносами все культурные, просветительские, административные и надзорные учреждения города Сосновска. Он даже в центральную библиотеку умудрился послать письмо, где первыми словами были — “Довожу до вашего сведения…”
РОНО, партком, прокуратура, милиция, СЭС, пожарная часть и многие другие, до кого дотянулись его длинные руки. При этом, он умудрился не поставить в известность директоров школ, где работали дневные страшилы, породив таким образом ещё большую панику и смятение. Одни начали звонить другим, вторые третьим; два директора и один завуч были доведены до слёз и седых волос, и только самую малость не успели добежать до инфаркта. А на столе у прокурора - фотографии, где трое малолетних пионеров распивают алкоголь без всякого контроля и присмотра со стороны взрослых. А у инспектора по делам несовершеннолетних лежит ябеда, в которой ученик, Бякин Трезор Трезорыч, в красках и эмоциях расписывает, как он приобрёл у учителя физкультуры цветную картинку с голой тётей и, что у этого учителя покупают все, потому как это “здоровски” и надёжнее, чем подглядывать за тётями в общественной бане.
Казалось бы, ерунда.
Чьи-то детские шалости, но, когда вокруг столько слухов и все друг друга спрашивают, обмениваются впечатлениями и записками, а тут ещё и учителя куда-то пропали. Представляете? Бабушкин и Римская позвонили рано утром и предупредили, что берут отгул за свой счёт по семейным обстоятельствам. И вот, все звонят суетятся, в отделение милиции принимают пачку цветных картинок, найденных юными тимуровцами неподалёку от дома, где проживал физрук. Наверное художники уронили. Заберите, пожалуйста. А тут ещё в райисполком позвонил какой-то малолетний фантомас (он так и представился) аж самому Михаилу Петровичу и в грубой, нецензурной форме, заплетающимся языком рассказал всё, что он думает про власть, про коммунизм и про Михаила Петровича в частности. Этот малолетний пиз…(вырезано цензурой) — буквально изнасиловал ухо важного человека через телефонную трубку и пообещал, что каждый день будет покупать самогон у Божены Римской, а вы все — черти кривозадые! Понял — нет?
Шутки шутками, а такое никто бы не стерпел.
Михаил Петрович немедленно позвонил в милицию, где потребовал в кратчайшие сроки найти и покарать малолетнюю пьяницу, желательно ремнём и в присутствии её родителей. А как эту пьяницу найти, если оно с телефона-автомата звонило? Сначала на вокзале, потом в центре города, а потом возле поликлиники и у рынка. Ищи его — свищи его, тем более, что пьяница сама проявилась, но чуть позднее: после консультации прокурора и товарища полковника по поводу фотографий о распитии подростками неких напитков на фоне самогонного аппарата. Едва только полковник успокоил прокурора и обнадёжил, что самогоноварение в городе на строгом учёте, а к Божене направят участкового, как ему тут же позвонил фантомас и пообещал сжечь отделение. Полковник выпучил было глаза, а наглый фантомас не унимался — он обещал проколоть все шины у служебных автомобилей, а окна отделения закидать навозом и оружием пролетариата… Понял — нет? Тьфу тебе прямо в трубку - мент позорный! Это те, за Божену!
Полковник - людей созывать, искать учительницу химии, а ему снова звонки… Оказывается Бабушкин, слышали? Не физкультурой занимается на уроках, а самым настоящим развратом. Да. Картиночки сомнительного содержания продаёт, даааа. А всех симпатичных и несовершеннолетних девочек подсаживает не на канат, а к себе на колени. Кто говорит? Да, все говорят! Иди, спустись в дежурку, там пионеры целый килограмм компромата притараканили…. Это я тебе, как аноним, говорю… Нет, не фантомас. Нет. Всего доброго.
Телефон не умолкал. Звонил и звонил. Звонили из РОНО, звонили из школ, звонили из детских садов - там произошла страшная диверсия: кто-то подбросил на детскую площадку самую настоящую порнографию и теперь дети задают неудобные вопросы воспитателям! Спасите! Это дело злостного извращенца Бабушкина! Караул!
Но, пожалуй, хлеще всех, в отделении отметилась технический работник из третьей школы, она прибежала в милицию с фотографией самогонного аппарата, возле которого трое неизвестных распивали подозрительные напитки. “Спасите! Помогите! Воры! Вы хоть знаете, чья это была самогонка, а чей аппарат? Это - мой! То есть не мой, а Божены — она наша химичка! Всех детей в школе спаивает! Вот доказательства! Я этот аппарат, где хочешь с закрытыми глазами узнаю!”
Да, но как так получилось, что Валера организовал милиции чёткое расписание: кого первым брать? Это навсегда останется загадкой. Да и какая разница? Главное, что школьники вовремя успели прибежать к дому учительницы и вдоволь полюбовались на её арест.
Божена выглядела подавленной и испуганной, но всё же выглядела, как человек. Её, расстрёпанную, выводили в одном халате, и кто-то из милиционеров, сжалившись, набросил ей на плечи свою шинель.
— Выглядит всё, конечно… Я понимаю, что она - страшила, но мне её почему-то жаль… Всё это так неправильно, — прокомментировала ситуацию Полина. Валера и Денис, подпиравшие своими спинами забор, посмотрели на неё с недоумением.
— Жалеть страшилу? — удивился Денис.
— Так ведь…Баба, — оправдал старосту добрый волшебник.
— Сам ты - баба! Всё успел сделать: и техничку обокрасть, и самогона попробовать, — Денис немедленно вступился за честь своей старосты.
— Неправда!
— И хоккеистов споил. Я же знаю, ты один не любишь, а вас там, как раз, трое и было. Всё по твоим понятиям: трое в водке, не считая стакана, — продолжал Денис.
— А вот это, совсем уж, неправда!
— Да ты сам мне фотки показывал! А обещал. А какие слова говорил красивые…”Не трону тело Кипяткова, не оскверню, не посрамлю Отечество”, а я, когда очнулся, сразу унюхал — разит! От тебя так сивухой разило, что птицы в небе на лету захлёбывались!
— Так, а ну-ка, отойдём за угол на пару слов! — взбесился Валера.
— С удовольствием, сударь! — согласился Денис, деловито снимая с себя рваные варежки.
— Мальчики, прекратите! — попыталась их образумить Полина.
— Нет уж - шиш! А вы тут постойте. Мы щас поговорим и вернёмся, — упёрся Валера.
— Ага, но обратно с разбитым носом вернётся только один, — зловещим голосом пообещал Денис.
Демонстративно играя плечами и поправляя шапки, они отошли за угол и, встав возле ледяной горки, затеяли перепалку:
— Я не пил! У меня есть свидетели! — шипел Валера.
— Не пил? Украл несколько тонн самогона и ни грамма не выпил? Да ты сам-то веришь своим словам? — возмущался Денис.
— На нас страшила напал. Мы защищались!
— Ага, и ты плеснул в него самогоном, а заодно и в себя, ну чтоб за компанию!
— Ну, почти, — смутился Валера, но тут же опомнился и перешёл в наступление. — Да у тебя самого - рыло в пуху! Чем ты там с Маринкой в типографии занимался? У меня сто свидетелей, что ты у неё на коленях побывал. И это, при живой-то старосте? Блудня малолетняя! Постыдился бы - года твои не те, по коленкам прыгать!
— По каким коленкам? — ахнул Денис.
— О! А ты и не помнишь? Вон, как тебе понравилось, что ты аж на радостях память потерял! А тебя все видели! Я, значит, бегу его спасать, у всех клюшки наголо. Прибегаем, а он у неё на коленках… И жмурится, главное… Привыкает. Только Полька… бедная, невинная девочка до сих пор не в курсе. А давай я ей расскажу, а чего? Сегодня одни коленки, завтра другие, а потом скажут, что Макаров - ногощуп! Чё, зассал? Краснеешь уже? Погодь-погодь: щас я тебя так стукну, что ты станешь фиолетовым, в крапинку. Эй, Поля — а ну иди сюда! Ща, я тебе такое расскажу!!!
— Мальчики, мне так приятно, когда обсуждают мои коленки, — прошептала Воронина. Она возникла будто из-под земли, очутившись как раз между спорщиками. Валера и Денис замолчали и принялись сконфуженно озираться. Денис заметил, спешащую к ним, старосту и смутился ещё сильнее, но добрый волшебник, как обычно, всех спас.
— А тебе не кажется, что она - ведьма? — спросил он товарища и положил руку на плечо девочки.
— Ещё как, кажется, — пробурчал Денис. — Я много раз тебе говорил.
— А что мы делаем с ведьмами? — уточнил Валера.
— Подлежит ликвидации, — сверкнул глазами Денис.
— Эй, вы что? Вы чего? — Марина вопросительно переводила взгляд с одного школьника на другого.
— Третий - лишний, Мариночка. Прости, но таковы наши обычаи, — наклонившись, прошептал ей на ухо Валера и бессовестно столкнул девочку в сугроб.
— Ай! Дурак! Кипяток — дурак! — машинально закричала Марина, барахтаясь в глубоком снегу.
— Запомни: никогда не встревай в дуэль между мальчиками, — похохатывая, говорил добрый волшебник. — А сейчас, мы устроим снежную инквизицию. Скатаем из ведьмы снеговика. Уважаемый коллега, приготовьте пыточные инструменты. Нам потребуется ведро и морковка…
— Не надо!
— Ах, ты гад! На - тебе!
Валера кубарем полетел в сугроб.
— И тебе! Тоже мне кавалер, за девочку заступиться не может.
Валера не успел оглянуться и потому, его всего лишь толкнули с разбегу, а вот Денис очень даже успел. А ещё, он успел горько пожалеть о своём решении оглянуться; тяжёлый портфель старосты поймал его страстным апперкотом, поцеловал в подбородок и никелированная пряжка зацепила ни в чём не повинный нос.
— Ой! Денечка, прости, тебе больно? — испугалась Полина, увидев, как мальчик ползает в снегу и прижимает к лицу ледышку. Ну, конечно же, кровь. Снег оросило кровью, а подлый Кипятков вовсе и не подумал сдаваться.
— Наших бьют! — закричал он. — Кровь за кровь! Снег за снег! На тебе, в лоб снежком!
Полина попыталась закрыться портфелем, но снежок прилетел ей в ухо.
— Ай! Дурак! Ты обещал в другое место! — жалобно вскрикнула она и запрыгала на одной ножке — Деня! Пожалей меня. Мне за шиворот попало. Стукни Кипяткова, пожалуйста.
— Сейчас, я помогу, — вытирая рукавом кровавые сопли, Макаров бросился к ней на помощь.
— Фу! Не подходи, ты весь в соплях! Погоди, сначала тебе нужно самому лицо вытереть! — попятилась от него староста. В её руке появился чистый носовой платочек и она занялась Макаровым.
— Вот и всё, конфликт исчерпан, — с этими словами Валера вытащил из сугроба Воронину и принялся её отряхивать.
— Балбес! Как тебе не стыдно? — стуча зубами, ругалась девочка.
— Вы так холодны со мной, мадемуазель, но это ничего, я вас согрею, — усмехался в ответ рыжий негодник.
— Я насквозь промокла. Насквозь!
— Тогда придётся сушиться собственным паром. Айда, кататься! — предложил он и побежал первым на ледяную горку.
Он своим примером показывал, как надо кататься, смеялся, шутил, и потихоньку к нему присоединились остальные. А потом, пришли другие дети, совершенно незнакомые. Валера тут же объявил, что горка — неприступная крепость, все должны играть в “Царь горы”, и проигравших будут сбрасывать с горки. Всем такая игра очень понравилась, и буквально через полчаса у пустой горки началась настоящая баталия. Играло человек пятьдесят. Мальчики, девочки и даже одна старушка, в которую нечаянно запульнули снежком. Смеялась Полина, улыбался Денис, а раскрасневшаяся Марина Воронина с трудом уволокла в сторону, увлекшегося игрой, Валеру.
— Мы должны ему рассказать о том, что произошло ночью, — шептала она, кивая в сторону Макарова.
— Про то, что он укокошил Сеню? Нельзя, беда будет, — отказался великий вождь.
— Но ведь он вспомнит. И будет беда.
— Согласен. Беда случится в любом случае, просто доверься моему опыту. Где мы, там беда. Такая у нас репутация.
— Эльвира будет нам мстить. Мы, буквально, разрушили её планы, — предупредила Марина.
— Тем лучше. Я позабочусь о ней, а ты позаботься о том, как нам получить доступ к Дому культуры, — шепнул ей на ухо Кипятков, а затем страдальчески вздохнул.
— Эх, нам ещё в Дом пионеров надо, а ещё я отцу обещал, что зайду к нему на работу.
— А зачем? Я про отца? — уточнила Марина.
— Да, понимаешь, всегда мечтал поближе познакомиться с работой сварщика. Слышала, про сварку аргоном?
— Слышала.
— Во. Я посмотреть хочу. Хоть глазком. Короче, пойду прямо сейчас, — решил Валера и добавил:
— А ты, вон тех голубков, за ухо и в Дом пионеров. Думаю, что вы и без меня справитесь с агитацией.
*****
Ближе к вечеру в Доме пионеров собрались школьники со всего города. Самые боевые и причастные к тайнам сидели в центре зала, а новички и любопытные расселись по углам. Не все из них верили, некоторые пришли просто за компанию послушать дураков и идиотов. Школьники из других школ так и просто хихикали над первой школой — чё им, больше всех надо? Мы чё, рыжие? На страшил охотиться? Ага, щас. Миша Островский, выступавший за главного, краснел и хрипел. Он уже успел сорвать голос и собирался покарать физически особенно недоверчивых школьников. Денис в основном молчал, он тоже был не любитель разговаривать. Марина была уверена в себе, но её никто не воспринимал всерьёз — слишком тихо она шептала. И, когда Мишу сменила Полина, решительная и дерзкая, то провокаторы из соседних школ её буквально подняли на смех. Пятиклассники из первой школы растерянно переглядывались Ситуация складывалась, такая себе… Кто-то уже начал предлагать разойтись и собраться через неделю заново, но тут в зал, будто буря, ворвался Кипятков и буквально с порога начал угрожать отщепенцам и сомневающимся:
— Что такое!? — кричал он, забираясь на сцену. — Мы вас, значит, спасли от дневных, а вы нам помогать не хотите? Моя хата с краю — ничего не знаю? Зато — я знаю! Я всё про вас знаю, про все ваши страхи и сомнения. Можете уходить! Можете проваливать! Только знайте, когда мы победим, а мы обязательно победим, потому что пионеры - лучшие, вас всех, будут называть - отстойниками и позорниками! Снимайте пионерские галстуки и звездуйте отсюда — с этого момента, вы - страшильи подстилки. Когда вас будут за ноги волочить с кровати, не забывайте своё звание и не забывайте его повторять. Когда вас подстерегут в темноте, радуйтесь, ведь вы были избраны стать страшильим обедом! Когда очередная тварь нападёт на вас из зеркала, ликуйте! Чё, набычились? Драться со мной хотите? А почему не со страшилой? Потому что вам страшно? Ха-ха! У нас оружие, у нас подготовленные специалисты, у нас методы охоты и передовой опыт, а у вас что? Хата с краю? Никто никуда не уйдёт — мы решим здесь и сейчас. Если вы за страшил, значит, вы их пособники, значит, каждый из вас причастен к похищениям и убийствам детей… Ну так что же? Кто тут временные? Слазь — кончилось ваше время…
— Лять! — ахнул Денис. — Кажется, сейчас будет драка.
— Согласен, но, сейчас, именно тот случай, когда я безумно рад, что на стороне Кипяткова, — мрачно улыбнулся Миша Островский и начал засучивать рукава.
Традиционная поддержка авторов с оригинальным материалом
@MamaLada - скоровские истории. У неё телеграмм. Заходите в телеграмм.
@sairuscool - Писатель фентези. И учредитель литературного конкурса.
@MorGott - Не проходите мимо, такого вы больше нигде не прочитаете.
@AnchelChe - И тысячи слов не хватит чтобы описать тяжёлый труд больничного клоуна
@Mefodii - почасовые новости и не только.
@bobr22 - морские рассказы
@kotofeichkotofej - переводы комиксов без отсебятины и с сохранением авторского стиля
@PyirnPG - оружейная лига
@Balu829 - Все на борьбу с оголтелым Феминизмом!
@IrinaKosh - котики.
Диалог со смертью
Вы верите в гороскопы?
Я вот лично не верю и считаю чудаками тех, кто полагает, что расположение звезд и иных космических тел как-то влияет на того или иного человека. Не берусь утверждать с полной уверенностью, но мне кажется, гороскопы составляют, что называется «от балды», периодически тасуя, как колоду, предсказания между знаками зодиака. Буквально недавно в одной газете я видел один и тот же текст сначала во вторник для козерога, а потом в среду для стрельца. Составители даже не потрудились хоть чуточку изменить формулировку.
А разве можно серьезно относиться к утверждению, что дата твоего рождения определяет твою дальнейшую судьбу? Я на всю жизнь запомнил слова моей одноклассницы (хотя прошло уже больше десяти лет). Она тогда сказала, что ни за что не станет встречаться с парнем, если по знаку зодиака он будет водолеем. Не помню точно, как она это обосновывала. По-моему, утверждала, что все парни-водолеи вспыльчивые, неуравновешенные, буйные, самовлюбленные… короче, наградила несчастных целым набором малоприятных эпитетов.
Проведем грубый подсчет. Допустим, на нашей планете живет три миллиарда мужчин. Поделим эту цифру на 12 по количеству месяцев в году и получим, что представителей каждого из знаков зодиака по 250 миллионов. Так что же получается? Те, кто родился в конце января – начале февраля, все 250 миллионов мужчин – грубые, вспыльчивые, неуправляемые и так далее? Все до единого? Сомнительно как-то…
Как бы там ни было, верить или не верить в гороскопы – личное дело каждого. Я, повторюсь, в них не верю. Но читаю всегда, если они мне попадаются. Просто из интереса – угадают астрологи или нет. Чаще всего, конечно же, не угадывали.
Так вот моя история началась как раз с чтения очередного астрологического прогноза. Я сидел у себя в комнате на диване и читал газету на планшете. Первым делом взялся за анекдоты и гороскоп, всегда с них начинаю. Своего рода традиция, которой я не изменяю уже очень давно.
Анекдоты оказались совершенно не смешными. А вот предсказание меня позабавило.
«Сегодня Рыб ждет очень приятная и совершенно неожиданная встреча. Возможно, она очень круто изменит Вашу жизнь».
Что ж, подумал я, все это очень хорошо, вот только вряд ли такая встреча произойдет. Выходить из дома я не собирался, таким образом, шанс встретить кого-либо на улице падал до нуля. Приезд моей мамы также был невозможен по причине того, что буквально полчаса назад мы закончили разговаривать с ней по скайпу, и каждый из нас находился у себя дома. А поскольку живет она за пять тысяч километров от меня, сомневаюсь, что сегодня зазвонит телефон и в динамике раздастся ее радостный голос: «Сынуля, встречай меня на вокзале через час!». Единственный, кто мог прийти ко мне в гости, был мой друг Эдик. Любая встреча с ним, несомненно, приятна, но мы так часто видимся в последнее время, что едва ли стоило бы удивляться его визиту.
Исходя из этих моих умозаключений, я сделал вывод, что день мой будет, как и вчерашний, самым заурядным и однообразным. О, как я ошибался!
Несколько манипуляций пальцем и на экране планшета открылась страница со спортивными новостями – следующая по важности для меня после страницы развлечений. Закончив читать про подготовку наших команд к матчам в евролиге, я вдруг заметил краем глаза в коридоре какое-то движение. Поднял голову, вгляделся в дверной проем, но ничего кроме трюмо, разумеется, неподвижного, не увидел. Наверное, это Джек шастает по квартире, решил я. И тут, будто прочитав мои мысли, мой ретривер два раза гавкнул. Он лежал на своем пледе справа от моего кресла и сейчас, подняв голову, тоже пристально смотрел в коридор. Уши у него встали торчком, а из закрытой пасти раздавалось тихое, я бы даже сказал жалобное, скуление.
Значит, движение в коридоре мне не почудилось, но это был не Джек. Но тогда что или кто, ведь кроме нас двоих дома никого не было.
Честно признаюсь, я не на шутку перепугался. Теперь мне стало понятно, каково это, когда душа уходит в пятки. Может быть, я бы так не беспокоился, если бы не поведение моего пса – теперь он дрожал, будто на него надели вибропояс для жаждущих похудеть, и скулил намного громче. У собак чувства более развиты, нежели у людей. Возможно, Джек почуял присутствие кого-то или чего-то, что его самого пугало.
Впрочем, через мгновение я и сам почувствовал нечто такое, от чего буквально все волосы на теле встали торчком, а желудок вдруг сдавило точно тисками. В довершении к этому в нос ударил какой-то приторно-мерзкий запах. Сразу же наружу стал проситься съеденный совсем недавно завтрак. В доме стало как будто темнее, в помещении ясно ощущалось чье-то присутствие. Я вжался в кресло, не рискуя пошевелиться – подобный страх, наверное, испытывает человек, стоящий на уступе над многомильной пропастью.
И тут я увидел.
Фигура в черном плаще появилась в дверном проеме, стоило мне лишь на мгновение отвести взгляд в сторону. Высокая, до невозможности худая, с огромным капюшоном, полностью скрывавшим лицо. Полы балахона опускались на линолеум и источали черный дым. Я в ужасе вцепился в обитые дешевой тканью ручки кресла. Костяшки пальцев побелели так, что стали похожи на куски мела. Сущность медленно приближалась ко мне.
Она подошла к креслу, в котором я сидел, остановилась всего в полуметре и протянула очень тонкую руку в кожаной перчатке, едва не коснувшись моего носа.
– Олег Дементьев, твое время пришло! – сказала Смерть, и теперь я нисколько не сомневался, что именно она передо мной. Глухой суховатый мужской голос легким эхом разнесся по квартире.
Мне было страшно. Я не понимал, что вообще сейчас происходит, отказывался верить. Сначала смысл фразы не доходил до меня, но в итоге осознание пришло. Я сглотнул, опешив, но все же смог выдавить из себя:
– Я-я н-н-не Оле-е-ег!..
Последнее слово я скорее проблеял, заливаясь слезами и свернувшись калачиком на кресле. Смерть на мгновение застыла, как бы в задумчивости. Послышался тяжкий вздох, после чего фигура в балахоне, ссутулившись, проковыляла по комнате и тяжко рухнула в соседнее кресло. Руки в перчатках ушли под капюшон. Посланник с того света усиленно тер виски секунд тридцать, после чего сматерился и полез в карман. Я сидел в своем кресле и старался не дышать, отсчитывая удары сердца. Происходящее в квартире настолько сбивало меня с толку, что я даже не задумывался об общей абсурдности ситуации. В голове была абсолютная пустота, ни подозрений, ни размышлений, ни поисков пути отхода. Я сидел, свернувшись калачиком в кресле, и ждал, пока все это кончится.
Смерть достала из кармана планшет, что с надкусанным яблоком на торце, и стала умело водить пальцами по экрану. То, как он (я посчитал, несмотря на некую абсурдность, что правильнее было бы называть Смерть «он», ведь голос-то мужской) управлялся с гаджетом, закинув ногу на ногу и приложившись к спинке кресла, вызвало у меня неопределенные ощущения. С одной стороны это выглядело так обычно и нормально, будто в гости пришел мой друг Эдик и теперь копается в телефоне, желая показать очередную смешную картинку. С другой, – Смерть, проводник в мир иной, сверхъестественное создание, властелин жизни и нежизни, и с айпадом в костлявых руках!
– Слышь, мужик! – обратился ко мне Смерть – Это двадцать шестая квартира?
Я разинул рот и издал что-то нечленораздельное, не зная, как повлияет мой ответ на мою дальнейшую судьбу.
– Э… Ну… Это не двадцать шестая. Это двадцать третья. Шестая этажом выше. – И зачем-то добавил – Здесь живу я, Николай Выхин, вон, на тумбочке паспорт…
Смерть поднялся было с кресла и сделала торопливый шаг к выходу из помещения, но ее остановила вибрация айпада. Пришло сообщение. Смерть выудил из кармана гаджет, ловко провел кожаным пальцем по экрану и стал читать. Тут же поник, опять ссутулился и рухнул в кресло. Айпад сжимала безвольно повисшая костлявая рука.
Он сидел и молчала минуты три, я же смотрел округлившимися глазами на весь этот дурдом и хотел сбежать из квартиры. Казалось, еще секунда, и я сигану в окно, спасаясь от незваного гостя. Однако мне удалось перебороть себя и задать главный вопрос, который меня сейчас интересовал.
– Так… ты меня не заберешь? – спросил я, дрожа.
– Да нафиг ты мне нужен! – вздохнул тихо Смерть. Он вдруг сдернул с головы капюшон, показав не череп, как мне казалось, а очень худое и бледное лицо. С таким лицом обычно покойник ждет, когда ему закроют крышку гроба. – У меня ж направление было в ту квартиру, а я опоздал, и теперь мой заказ исполнит гребаный Адриан. Потом с бумагами долбаться! Мне Петр по первое число вставит!
Я перестал трястись и вообще как будто бы полностью успокоился. Смерть еще долго поносил некоего Адриана, который, судя по всему, был его конкурентом по работе. Я ни черта не понял, однако вслушивался в его речи, не вставая с места. Чем быстрее он наговорится, тем быстрее уйдет.
Однако, видно, не судьба мне была спокойно прожить этот день.
Смерть вдруг встал, подошел к ближайшему шкафу и стал рыться в моих вещах. Будь это кто угодно другой, я бы возмутился, крикнул, хотя бы спросил, что он, черт побери, делает. Но сейчас лучшим вариантом было сидеть и помалкивать. Однако смерть решила не оставлять меня в покое…
– Эу, Колян! Где у тебя бухло?
Я внутренне сжался, приготовившись к худшему, но промолчал, боясь ответить не то, что надо.
– Мужик, я к тебе обращаюсь или к псу твоему? Есть у тебя вообще чего выпить? Да говори ж ты, блин!
От крика меня передернуло. Я по-военному, без единой запинки, отрапортовал о том, что две бутылки коньяка лежат в шкафу над раковиной, а настойка с дачи спрятана за мусорным ведром под мойкой. Не знаю, от нервов это, или от страха, но мне страшно захотелось накатить… Раз сходить с ума, так сходить конкретно…
Я встал, направился на кухню. Смерть спокойно проследовал за мной, будто сосед по квартире. Он обошел столик, вышел на балкон, уселся на драный, скрипучий стул, чтобы его не было видно из окон, и замер. Посидел там минуты две, пока я доставал коньяк, потом высунулся в дверной проем, попросил сигареты. Я сказал, что не курю, но вдруг вспомнил, что Эдик позавчера забыл пачку с тремя «беломорками». Поставил бутылки на столешницу у раковины, отодвинул ящик – вот она! Достал пачку, осторожно передал моему нежданному гостю. Смерть хмыкнула, как мне показалась одобрительно, достала обычную оранжевую пластиковую зажигалку и закурила. Пока я искал рюмки, сущность в балахоне начала монолог:
– Знаешь, а ты очень необычно держишься. Люди обычно могут и обделаться при виде нас. Кто-то пытается убежать, кто-то сопротивляется. Немного таких, которые могут принять факт своей смерти…
Я в этот момент отставлял кружку, и рука невольно дернулась. Сосуд полетел вниз, на плитку, и разлетелся на десяток крупных осколков.
– Так меня… забирают? – как я ни старался, подавить дрожь в голосе так и не смог.
– Нет, на этот счет можешь не беспокоиться. По крайней мере, еще лет…
– Не надо! – попросил я громко, но осекся и сник.
Смерть стрельнула бычком в открытую форточку балкона и вернулась на кухню.
– И все же. Коллеги рассказывали, как они вот так ошибались, и как люди реагировали. Одного в психушку посадили, другой переосмыслил жизнь и бизнес открыл, прикинь? Прогорел, правда, потом в церковь подался… Я это, собственно, к чему… Ты в сравнении с тем, что рассказывали, то ли отбитый пофигист, то ли эмо, то ли парень, которому все осточертело.
Я достал рюмки трясущимися руками, поставил их на стол. Сел.
«Ага, конечно, пофигист. Эмо, е-мое… Я походу не то, что осточертелый, я уже ошалелый по самое здрасьте. Пришла Смерть, сказала, что всё – кирдык, а потом тряся айпадом: «Сорян, братан, ошибся!» Тут перегореть на раз-два! Господи, в гробу я видал такую Смерть…»
– Ну, че молчишь-то? Наливать будешь?
Что-то у меня то ли в конец нервы сдали, то ли меня этот мужик в балахоне разозлил, не знаю. Но как-то потянуло на язвительные шутки. Был момент, когда я усомнился, что этот человек вообще Смерть, но я быстро отмел эту версию. Как он влез ко мне в квартиру? Как узнал, что в двадцать шестой живет Олег Дементьев (а там действительно жил человек с таким именем)? Почему пес его так испугался? Не говоря уже об исходящем от его балахона дыме и, как бы смешно это ни звучало, ауре смерти. Вот так смотришь на могильный камень на кладбище, и такое чувство вдруг приходит… что называется, смертью веет. Вот и с его лицом – то же самое ощущение возникает. Короче, мне захотелось пошутить.
– Я, брат, коньяком напился вот уж как! А, ты, наверно, пьешь денатурат…
– Не смей продолжать эту упоротость! Был один мужик лет восьмидесяти, живой современник Хрущева, так он каким-то образом понял, что я к нему наведаюсь и при встрече весь стих продекламировал! А еще он плевался постоянно, и жирный был до ужаса. Не говоря уже о том, что воняло у него дома как от кошачьего лотка…
– И что вас в этом раздражает, мистер Сама-Смерть? – спросил я нарочито торжественным тоном.
«Нет, я точно двинулся» – думаю, но отступать уже поздно.
– Меня Самаил зовут вообще-то. – Сказал он, совершенно не обидевшись – Да то, что он меня с чертом сравнивает! С чертом! Твое здоровье! – Самаил резво опрокинул в себя стопку. – А это та еще паскуда, ты бы видел хоть одного! Знаешь, обидно. Или что обязательно я алкаш. Нет, ничего подобного! Это я сейчас… слабину дал. У меня такая осечка последний раз в прошлом десятилетии только была. Знаешь, как обидно?! Всё эти мудозвоны из отдела планирования, а все шишки мне… Да и это так, просто, для ностальгии – Смерти вообще не положено испытывать мирские наслаждения – еда, питье, алкоголь, секс… В общем, она выше этого всего. И, следовательно, ничего не испытывает. Вот я даже вкуса коньяка не чувствую и не пьянею. Так, просто вспомнить.
– Да, это печально – говорю я.
– А самое хреновое – что у нас конкуренция, как у американских клерков в здании мирового торгового центра. Нас миллионы, Смертей-то. Чего ты так смотришь? Знаешь, сколько людей умирает по миру? У нас как бы планы – выполнил, молодец, а не выполнил – штраф в виде еще одной души. Вообще, мне об этом рассказывать нельзя, но ты представь, какой ужас творится! Впрочем, не обращай внимания – вся эта информация на твою жизнь не шибко-то повлияет, так что не парься.
А ведь действительно. Я задумался, какая же должна быть работа у Смерти. Почти восемь миллиардов человек. Каждую секунду умирает пять человек. Вот пять. Десять. Пятнадцать… Тридцать пять. И какое же это должно быть количество разных Смертей, чтобы весь этот ужас «обслужить»?
Стало немного тошно, и я выпил одну рюмку, за ней сразу вторую.
Я настолько осмелел (частично благодаря двум рюмкам), что начал задавать вопросы, например, есть ли Рай и Ад, как Смерти становятся Смертями. Но на эти вопросы Самаил мне не ответил, сказав, что не положено, да и сам не хочет, чтобы я от этого свихнулся. Ему и самому было скучно про это разговаривать. И я начал нести такое, что никто другой, кому повезло пообщаться со Смертью, не додумался бы.
– Почему вы балахоны носите? – спросил я, налив еще. – И к чему косы, которые вам часто приписывают? Короче, почему вы так выглядите?
Самаил приподнял бровь, усмехнулся. Вряд ли ему хоть кто-то задавал такие вопросы.
– А вот это интересно, кстати! – Самаил вмиг оживился. Даже на минуту пить перестал. – Как бы тебе… мы работаем на восприятие. Странно, наверное, но вам, людям, легче принимать смерть, когда она приходит к вам в стереотипном образе. Правда, в одной культуре одно, в другой другое. В Индии, например, ихним богом смерти люди наряжаются – то ли макакой, то ли не совсем макакой, не знаю точно. В общем, каким-то бибизяном. А атеистов мы принимаем в смокингах, например. С бейджиками, галстуками, как на ресэпшене в отеле. Люблю заходить за атеистами, они так смешно отрицают смерть! Был один парень, он напился в доску, и на морозе уснул. Так он в виде души, отделившейся от тела умолял сказать, что это пьяный бред, и что его тупо закопают в землю, где его будут жрать черви. Тебе это ужасно, вижу по лицу, а мне смешно. Чесслово, смешно! Насколько люди могут быть идиотами!
Я почесал затылок. Бывают же такие… уникумы. С дурацкими принципами, которые настойчиво прут против реальности, даже когда она сама приходит и говорит, что они идиоты. Я вдруг подумал, что дело даже не в том, что атеисты, а вот вообще – есть же такие люди, ну ни в какую не могут пойти против своей мысли, и которые отстаивают ее даже перед слепыми фактами. Решил человек, что Бога нет – и все тут. Решил человек, что жизнь дерьмо – и все тут. И наоборот – верующие и жизнерадостные никак не могут понять, что Бога может и не быть, а жизнь явно не так идеальна, как хотелось бы. Жизнь наша – один здоровый абсурдный «не факт», состоящий из системы заблуждений и слепой уверенности в чем-то. Люди живут бредово, не понимая, какой дурдом вокруг них творится… Вот с той же смертью. Никогда бы не подумал, что она может прийти к тебе домой, с айпадом, без косы, так еще и пьющая. Вон, полбутылки вылакал этот Самаил. Жизнь полна бреда. Когда приятного, когда неприятного. Но однозначно бреда. Что-то меня понесло на грустные мысли и я выпил еще рюмку. Лучше.
– А айпад?
– Это рабочий, он каждому полагается. Для планирования, распорядка и тому подобной фигни. Приходит оповещение, что такой-то человек откидывается или скоро откинется. Мы идем к ним, отписываемся…
– Как в «Убере», что ли? Какие-то рабочие схемы таксиста...
– Ну так мы, по сути, те же таксисты. Только на тот свет доставляем, хе! «Мертвячкофф» у нас! – засмеялся он.
Потом и я подключился. Что-то после пяти рюмок меня понесло, и я в конец потерял инстинкт самосохранения. Не знаю, все ли Смерти такие, но Самаил производил хорошее впечатление. Он вдруг перестал пить и всерьез посмотрел на меня. Я даже опешил. Смотрел долго, минуты две, потом опрокинулся на спинку стула, влез в айпад. Тут же убрал и с хитрой ухмылкой посмотрел на меня.
– Чего? – спросил я, когда мне начало это надоедать.
Самаил уклонился от ответа:
– Ладно я-то, я Смерть и все дела. А ты кто, как, зачем? За что живешь, где работаешь?
– Я? Да так, в одном учреждении бумагомарателем.
– Понятно. И как? Нравится?
– Ну как тебе сказать…
– Начинается…
– Что? Что не так?
– Стандартное положение смертного. Ходит на работу, которая ему не нравится, и боится пойти на другую. Вы ж так всегда. Сидите в заложниках у собственной лени и нихрена не делаете!
– Ну, знаешь, тут не все так просто.
– Да знаем мы это твое непросто! Лень! Лень и еще раз Лень!
Он вдруг начал смеяться. Долго и взахлёб. Мне стало даже обидно. Опустил смысл человеческого существования и ржёт!
– Давай не будем, а?
– Ладно-ладно. Не хочется тебя вводить в депрессию. Еще полоснёшь по венам завтра, и с кем я пить буду? Да не смотри ты так! Не волнуйся, не буду я к тебе каждый день припираться – меня ж того – крхккх – и гуляй, Вася. Как это в подробностях не скажу, но знай – наказания жесть у Смертей. Нам вообще с вами, «неумирайками», общаться не положено.
– А что, я какой-то особенный?
– Ни капли. Даже слишком обычный. Говорил я как-то с Мишкой Горшеневым, вон то неординарная личность! А ты так… не знаю, просто так. Мне слишком хреново стало, да и психанул.
– Странно, когда к тебе смерть случайно бухать приходит, не?
– Ох, поверь, в мире и не такой дурдом творится. Например, тысячи детей в Африке умирают от голода в то время, как треть произведенной в мире жратвы выкидывается нетронутой.
– Ого!
– Ну что сказать, люди – дебилы. Ты не задумывайся об этом, один хрен ничего не изменишь. По крайней мере, один и на этой должности. Просто знаешь, не надо воспринимать жизнь так всерьёз и уныло. Ну живешь, так живи так, чтобы перед смертью было что вспомнить. Самое хреновое, когда умираешь и понимаешь, что ни черта не сделал в этой жизни. Вот это самый большой абсурд во Вселенной – иметь разум и думать, что нужно всегда страдать и быть чмом. Блин, вы единственные существа, у которых достаточно мозгов, чтобы понять своё счастье, но не хотите.
– Ты говоришь об этом так легко, будто мой сосед о каком-то жадном депутате.
– Я кстати не понимаю, почему вы вообще выбираете этих депутатов, если…
– Ой, вот давай хоть об этом не будем – и без нашей тупой гражданской позиции тошно…
В таком духе мы разговаривали еще часа два и не заметили, как кончился коньяк. Самаил расстроился и попросил еще хоть что-нибудь. Я собирался уже спуститься и зайти в ларек за выпивкой, но, честно говоря, мне было лень, да и опьянение мое никто еще не отменял. Трезвый Самаил сам сходил в ларек за коньяком и закусью – правда, сцену его появления в магазине представить я себе так и не смог. Выпили еще немного и я отрубился.
Наутро Самаила, конечно, уже не было. Да и был ли он вообще? Нарочно такого точно не придумаешь. Все же, скорее всего, это был лишь сон, наркоманский бредовый сон… но, черт возьми, так хочется, чтобы он оказался явью!
P.S. Рассказ написан мной в соавторстве с другом Денисом Дымченко.
Федору, Фариду и Теду делить нечего
Изучая новейшую историю невольно приходишь к выводу, что капиталисты, как финансовые, так и промышленные - все поголовно марксисты, только со знаком "минус". В отличие от рядового гражданина, они прекрасно понимают "простой факт, что люди в первую очередь должны есть, пить, иметь жилище и одеваться, прежде чем быть в состоянии заниматься политикой, наукой, искусством, религией и т. д." (Ф. Энгельс. Речь на могиле Карла Маркса 17 марта 1883 г). Другими словами, капиталист яснее кого бы то ни было осознает, что экономика - это база, а все остальное - надстройка.
Буржуи читают Маркса, играя в Монополию
Возможно для кого-то это станет откровением, но все современные государства без исключения подчинены целям развития или собственного (диктаторские режимы), или международного (демократические режимы) капитала. Отсюда любое действие государственного аппарата всегда оценивается только с точки зрения экономической выгоды. Все без исключения: от войны до олимпиады, от борьбы с международным терроризмом до разработки лекарства от рака - это только бизнес и ничего кроме бизнеса. Всем известная цитата из Капитала о 300 процентах прибыли подтверждается ежедневным выпуском новостей.
Курсы по экономике
С другой стороны, опора на признание верности марксизма позволяет капиталистам без иллюзий осознавать ту угрозу, которую несет им их "могильщик" - трудовой народ. Не допустить осознание трудящимися своего классового единства - это залог выживания самого капиталиста.
Отсюда возникает необходимость тратить часть своей прибыли на "промывку мозгов": в СМИ, учебниках, худ лите и кино (и даже здесь, буржуи умудряются зарабатывать).
Помимо пропаганды деньги приходится тратить и на тысячи разных политических, общественных и религиозных движений: БЛМ, Гринпис, КПРФ, РПЦ (и даже здесь, буржуи умудряются зарабатывать).
Ну и конечно же самый блестящий бриллиант в короне олигархата - это силовики. Они выполняют две задачи: запугивать и бить. Причем, в зависимости от полномочий, запугивать и бить можно трудовой народ как своего, так и чужого государства (ну уж тут-то заработать сам бог велел).
Силовики охраняют покой господ
Условный Федька Сумкин из Твери должен одинаково презирать как Федора Суумхаева из Улан-Удэ, так и Фарида Букчаева из Худжанта или Теодора Беггинса из Нешвила. Одновременно, каждый из них должен гордиться, что он часть "великого народа с великой историей"; быть уверенным, что "вокруг одни враги, которые только и думают, как у меня все отнять"; но при этом ходить с гордо поднятой головой, "ведь мы все равно победим, потому что с нами бог". Конечно, при всем при этом нельзя допустить и капли сомнения в аксиоме, что "надо только немного потерпеть", "это просто люди в правительстве плохие, - как только выберем хороших, так все и наладится".
Проще говоря: буржуй понимает, что главное - прибыль. Трудящийся же угрожает не только самой прибыли, но и проистекающей из нее власти. Поэтому нашему Федьке Сумкину надо запарить мозги национализмом-ксенофобией, либерализмом-небыдлизмом, медитациями-молитвами, кошечками-собачками; а если не хочет - то напугать, избить, посадить и/или убить. Короче говоря - Федьку надо изолировать, замкнуть на себе, держать в черном теле, но не пережать, чтобы не сдох раньше времени. Все только ради единственной благой цели - не допустить объединения Феди с Фаридом и Тедом против олигархата.
Классовая борьба. Олигархи против трудящихся
Несчастным условным олигархам Ботанину и Кайметову очень тяжело. Им надо делить рынки и отбирать прибавочную стоимость у рабочего; давить, но не пережимать, чтобы не допустить бунта и потери своей власти; но при этом надавить и пережать где надо, чтобы спровоцировать бунт и передачу им власти. Федору, Фариду и Теду же делить нечего.
Кросс-постинг:
- Дзен
Похождения Геракла или 12 шагов к олимпийскому успеху. Одиннадцатый подвиг (Часть 2)
Сегодня традиционный дисклеймер стал короче из-за ограничения на размер текста.
Ссылки на предыдущие части смотрите в Серии.
Первым, что увидел Иолай, открыв глаза, был полоток. Античный потолок его дома в Микенах.
Дома.
После мира мёртвых.
Живой.
Иолай медленно вдохнул настоящий воздух. Затем, борясь со страшной головной болью, он поднялся и посмотрел направо, на дядю, продолжавшего дрыхнуть в окружении пустых кувшинов из-под «Кентавре-Совиньон». Вздохнув, Иолай посмотрел налево… и мгновенно забыл и о головной боли, и о царстве Аида, и о том, что он вообще-то только что вернулся в мир живых.
— ДЯДЯ!!! — заорал племянник во всю глотку, перепугав половину квартала.
— Ааа, — застонал Геракл, сев и пытаясь проморгаться. — Ты чего орёшь? Мне плохо.
— Дядя, — повторил Иолай куда тише, круглыми и не моргающими глазами глядя слева от себя. — Ты что помнишь из произошедшего?
— Да ну тебя, — махнул рукой Геракл. — Цербера мы забирали у дяди Аида. Чего ещё помнить?
— А что мы потом делали, помнишь?
— На ладью сели и поручили Тесею довести собак в Микены, — отозвался Геракл, пытаясь снова уснуть.
— А потом что мы делали? — не унимался Иолай.
— Вроде бы выпили немного, чтобы ошейник на Цербера успеть натянуть.
— И больше мы ничего не делали?! — спросил Иолай, явно нервничая.
— Да не помню я ничего, чего ты привязался?! — раздражённо фыркнул Геракл. — Не делали мы ничего. Уснули и тут проснулись.
— А он тогда что тут делает?! — завизжал Иолай, тыча пальцем в угол.
Проворчав что-то и посмотрев в ту сторону, Геракл заметил смутно знакомый силуэт. Тёмная крылатая фигура лежала на полу и периодически дёргалась, что-то нечленораздельно и замогильно мыча.
— Ой, — только и сказал Геракл. — А это кто?
— То есть как мы Таната связали, ты не помнишь, — мрачно уточнил Иолай.
— Не помню, — признался Геракл. — А он что, связан?
— Связан, — кивнул Иолай. — И с кляпом в пасти.
Пару минут подумав и с удивлением отметив улетучившееся похмелье, герои развязали бога смерти, который тут же бросился в открытое окно.
— Алкаши несчастные! — провыл он и скрылся в проёме, убежав на крышу.
— Кажется он на нас обиделся, — прокомментировал Иолай, прислушиваясь к смеси божественного воя и смертных воплей.
— Жениться ему надо, — высказал своё мнение Геракл. — Тогда и к шуткам будет легче относиться. Ладно, пошли Тесея встречать, пока он верхом на Цербере не уснул.
Пару часов спустя в городские врата вошла торжественная процессия. Шедший во главе Геракл, удерживая за три поводка Цербера, гордо прошествовал мимо стражников, храбро забившихся в щели между камнями. Тесей, идущий справа, следил, чтобы никто из местных не приблизился к правой голове адского пса слишком близко, захотев покончить с собой самым запоминающимся образом. А Иолай шёл слева. Во-первых, так мог отслеживать чрезмерно любопытных микенцев, которые рисковали стать закуской для левой головы Цербера. Во-вторых, дующий слева же ветер давал ему возможность дышать хоть чем-то кроме запаха адской псины.
Царь Эврисфей как раз примерял свежеотлитый парадный шлем из чистого золота, когда во дворе послышались истошные вопли. Выглянув в окно, царь увидел, как начальник стражи трубит сигнал общей тревоги, дико фальшивя и со всех ног улепётывая со стены в сторону самых дальних казарм. Мгновение спустя через главный вход в опустевший двор вошла процессия героев, ведущих запрошенного им участника.
Скрежет когтей и тяжёлое дыхание из трёх пастей были единственными звуками, эхо которых разносилось по опустевшему царскому дворцу. На их фоне шаги героев звучали как едва слышный шелест, поэтому казалось, что Цербер прогуливается по дворцу в одиночестве.
— Наверное, все уже на соревнованиях, — предположил Геракл.
— Или увидели нас в окно, — высказал более правдоподобную версию Тесей. — Пошли, проверим тронный зал.
В тронном зале также было безлюдно. Если не считать золотой парадный шлем Эврисфея, лежащий у зеркала. С трудом проведя Цербера через двери, путешественники остановились в замешательстве.
— И что дальше? — поинтересовался Иолай.
— Не знаю, — признался Геракл. — Мне было велено привести Цербера в тронный зал.
— Мне тоже шеф так приказал, — добавил Тесей.
— Ведите сразу на ипподром, — внезапно донеслось из шлема.
— Эээ… Шеф? — осторожно спросили герои, размышляя об умении древнегреческого тела изменять объём.
— Я к вам потом присоединюсь, — пообещал шлем.
Атмосфера ипподрома демонстрировала нетерпение в ожидании зрелища каждым десятком децибелл шума. Болельщики, собравшиеся поддержать участников, яростно размахивали над головой знамёнами, распевая гимны городов-государств. При этом появление последнего участника соревнований заметили лишь немногие. Из этих пострадавших психически только единицам не посчастливилось оказаться в том самом коридоре, по которому прошёл Цербер, ведомый Гераклом. И лишь трое оказались к группе вплотную. Двое мелких и не очень разбирающихся в мифической фауне царей решили, что использование мутанта противоречит правилам соревнований, поэтому приволокли распорядителя для осмотра предложенного Эврисфеем участника. Изучение закончилось, когда все трое вышли из-за поворота и уткнулись в носы, находящиеся примерно на уровне лбов гордых монархов. Цари мгновенно отозвали свои претензии, успев остаться со всеми конечностями только благодаря реакции Геракла. Распорядителю, в свою очередь, хватило сил и смелости сообщить о допуске. После этого чиновник тут же отбыл на лечение на далёкий остров Психос. Там распорядитель стал первым пациентом, которому официально разрешили не выходить из запоя ради сохранения психического здоровья.
Перед началом соревнований участники прошли торжественным маршем вдоль трибун. Приветственные крики, сопровождавшие объявление представителя очередного царства и его появление на поле сменились воплями ужаса, как только из-под козырька вышел Геракл с четвероногим и трёхголовым представителем Микен. Вышел, не торопясь, чтобы слуги успели разбежаться и вскарабкаться по трёхметровым гладким стенам. В гробовой тишине, наступившей после воплей ужаса, сын Зевса завёл питомца в загон, где ранее разместили остальных участников забега. Проводившие финальную оценку трассы судьи прошли от финиша к старту, но не решились подойти к сооружения. По этой причине никто не заметил, как странно подрагивают стены загона с участниками.
Когда прозвучал стартовый сигнал, стена, граничащая с беговой дорожкой, поднялась. Крики болельщиков мгновенно стихли, поскольку глазам изумлённой публики предстал Цербер, доедающий последнего соперника по гонке. Невозмутимо рыгнув, тёмная собачка уселась на дорожку и принялась по очереди чесать задней лапой правые уши на каждой голове по очереди. А затем, не спеша поднявшись, страж мёртвых прогулочным шагом проковылял к финишу под гробовую тишину, охватившую стадион. Цербер занял все три призовых места, поскольку определение финиширующего велось по головам. Награждение тройного победителя первого в истории собачьего забега было единогласно доверено Гераклу. Никто другой не отважился приближаться к стражу царства Аида. Раздумывавшие над подачей жалобы бывшие владельцы остальных участников решили отказаться от этой затеи, когда одна из голов посмотрела в их сторону. Счастливый монарх под традиционный микенский гимн поднялся на пьедестал, где его, как обладателя сразу трёх победителей первой в истории гонки, ждали жрецы. По слухам, наградой должны были стать вечнодвижущиеся венки, но организаторы тщательно скрывали, что за волшебство они применили для их создания. И вот, наконец, довольный царь оказался перед тремя верховными жрецами, в руках которых появились покрытые освящённой тканью предметы. По сигналу все три награды были освобождены от укрывающей их материи, и на продолжавшего улыбаться монарха торжественно надели сразу три венка из продолжающих шевелиться бегоцветов. Эврисфей продолжил улыбаться. А затем завалился набок в той же позе, в которой стоял. От мгновенной смерти его спасло только то, что Танат тем временем приходил в себя и упорно отказывался покидать своё логово в ближайшие несколько недель.
Как оказалось, очки, сломавшиеся в загробном мире, к вечеру почили и в реальном. Поэтому Геракл, получив во временное пользование очки, бывшие в чьём-то употреблении, отправился обратно в дядино царство в сопровождении отчаянно ругающегося Иолая, чтобы вернуть Цербера его законному владельцу. Предыдущий визит к Аиду научил обоих, что депрессии много не бывает, поэтому путешественники морально подготовились к её дальнейшей эскалации. И тем больше был их шок, когда они приблизились к берегу Стикса. Вместо мрачной безжизненной реки их взорам предстал цветущий водоём, полный самой разнообразной и разноцветной живности. Встав как вкопанные, Геракл, Иолай и Цербер, обалдевшие не меньше, наблюдали за тем, как в воде резвятся золотые рыбки, и даже не заметили, что к берегу возле них пристала длинная узкая лодка с плоским дном и задранным носом и килем. Управляемое единственной фигурой в тёмном плаще, которая разместилась на корме с единственным веслом, судно ткнулось высоким носом в берег, от чего серебряная фигурка летящего Таната, размещённая на носу, слегка качнула крыльями.
— Вернулись? — недружелюбно поинтересовался лодочник и, не дожидаясь ответа, добавил. — Залезайте. Хозяин ждёт.
— Харон? — спросил Геракл, удивлённый радикальной сменой имиджа. — Это ты?
— Я, — мрачно отозвался старший по переправе. — Залезайте.
— А это что? — осторожно уточнил Иолай, глядя на лодку.
— Гондола, — ответил Харон. — Для таких созвучных как вы. Едете или нет? Хозяин ждёт.
Ещё больший шок герои испытали, приблизившись к дворцу Аида. Триумф мрачной безнадёжности оказался полностью разрушен, а на его месте красовался раскрашенный во все цвета радуги комплекс сооружений, больше напоминающих амфитеатр или цирковую арену, чем место проживания высокородных особ. Картину органично дополняла прислуга, выряженная в цветастые шутовские наряды, с диким хохотом бегающая и врезающаяся друг в друга в безостановочной суматошной пляске.
— Какой-то... — тихо сказал Геракл.
— Гадский цирк, — закончил за него Иолай.
— Гееерыыыч! — внезапно донеслось до них со стороны нового дворца.
Через мгновение возле забившейся в канаву троицы остановилась четвёрка чёрных как ночь коней, запряжённых в странную колесницу в виде единственной широкой доски. Спрыгнувший с неё субъект, разодетый в цветастую тунику с криво намалёванным Гелиосом на голубом небе, широко раскинул руки, столь же широко улыбаясь.
— Племяха!!! — воскликнул он. — Да вылезай ты оттуда!
Над канавой медленно появилось пять голов. Две древнегреческие и три собачьи. Во всех десяти глазах читался хтонический ужас.
— Дядя? — произнесла одна из древнегреческих голов, с более пышной бородой. — Это ты?
— Конечно я! — воскликнул радостный Аид. — Я когда увидел, как ты Цербушу приручаешь, так сразу понял, что ржать куда лучше, чем рыдать!
— А про чувство меры вы слышали? — сказал Иолай как можно тише.
— Вылезайте и давайте ко мне! — потребовал Аид. — Перся коктейлей наготовила. Устроим вечеринку! Эй, Цербупсик, давай-давай, иди к папе!
Цербер, переглядываясь сам с собой, предпочёл спрятаться за Иолаем.
— Что-то он не в настроении, — вздохнул Аид. — Неужели пришёл не первым?
— Видишь ли, дядя, — осторожно подбирая слова, начал Геракл. — Тут такое дело…
Похождения Геракла или 12 шагов к олимпийскому успеху. Одиннадцатый подвиг (Часть 1)
Сегодня традиционный дисклеймер стал короче из-за ограничения на размер текста.
Ссылки на предыдущие части смотрите в Серии.
Ссылка на оригинал
Заключение мирного договора между Микенами и Элидой праздновал, без преувеличения, весь Пелопоннес. Царские глашатаи всего полуострова возвестили о введении выходных на всё время торжеств. Обрадованные граждане кинулись к портным, кузнецам и прочим ремесленникам, собираясь потратить отложенные «на войну» сбережения. Ремесленники тем временем спешно переделывали кто мечи на орала, кто доспехи на карнавальные костюмы. Самый предприимчивый плотник по фамилии Гелендвагос переоборудовал пару боевых колесниц, добавив посеребрение на выступающие элементы и установив перед лошадьми несколько жутковатых перекладин, которые были названы им «крокодилятником». Эту конструкцию активно, по его словам применяемым всеми продвинутыми возницами ещё со времён Древнего Египта. На рабов, правда, выходные не распространялись. Поэтому сразу по завершении работы двуногой системы оповещения надсмотрщики погнали ноющих лентяев обратно на поля, поскольку солнце всё ещё стояло высоко в небе, а урожай сам за собой ухаживать не планировал.
Не до отдыха было и Эврисфею. Микенский царь уныло пялился на амфору с афишей предстоящих соревнований. «Впервые в Древней Греции! В честь отмены войны объявляются собачьи бега! Победит тот город, чья собака первой доберётся до финиша!» Самомнение царя и недавно полученное им достижение «Спаситель Пелопоннеса» самим фактом своего существования пресекали для Эврисфея любую возможность уклониться от соревнований. Как можно было допустить ситуацию, что правитель Микен не победит в подобном конкурсе. Разумеется, у остальных конкурсантов было иное мнение. Ну а у предприимчивых древних греков сразу же срабатывало чутьё, что какой-нибудь царь готов хорошо заплатить за победу. Поэтому со всех концов Ойкумены на полуостров хлынул поток продавцов четвероногой живности. Особенно усердствовала странная компания под названием «Кипариска», которая за баснословные деньги продавала странных собак, названных гончими Кромуса. Выделявшиеся удивительным телосложением, эти костегрызы развивали невероятную скорость, обгоняя любую другую собаку, имевшую наглость соревноваться с ними в быстроте. Для победы Эврисфею требовалось радикальное решение, и он его нашёл.
— Герои! — торжественно объявил царь. — Микенам нужны ваши подвиги!
Ещё не протрезвевшая толпа у царских ног что-то промычала в ответ, и Эврисфею пришлось потратить несколько минут, чтобы привести в относительное сознание хотя бы несколько наиболее подходящих для задания. Приведение в чувство осуществлялось пинками царских сандалий по наиболее чувствительным точкам.
— Ай! Да чего тебе надо, твоё величество? — наконец отреагировали величайшие воители древности на призыв Микен.
— Микенам нужна ваша помощь в архисложном деле, — торжественно начал заготовленную речь Эврисфей. — Это добыча величайшей собаки всей Ойку…
— Ааа, понятно, — протянул один из героев, хватая ближайший полный кувшин с вином. — Это без меня.
Прежде, чем кто-то успел отреагировать, герой залпом выпил содержимое кувшина и опал, как несуществующий в жарких землях Древней Греции озимый.
— Чтоб вас всех, — выругался Эврисфей и отправился на поиски героев-трезвенников.
Таковых, к его удивлению, не оказалось. Зато обнаружились двое малопьющих. Тесей предпочитал выпивке здоровый сон на свежем воздухе, а Геракл – работу в саду. Их-то царь и притащил к себе, рассказав детали своего плана.
— Единственная собака, которая может потягаться с гончими Кромуса – это Цербер, — сразу взял минотавра за рога Эврисфей.
— Цербер? — настороженно переспросил Геракл. — Пёс дяди Аида?
— Именно, — кивнул царь. — Его вы и должны мне привести.
— Видишь ли, шеф. Мне мама прислала почтовую амфору срочным альбатросом, — сказал Геракл. — Ей приснилось, что без Иолая я Цербера не приведу.
— В каком смысле? — удивился Эврисфей. — Какая разница, с Иолаем ты пойдёшь или без?!
— Большая! — заупрямился герой. — Моей маме приснилось, что я там застряну, если пойду без племянника.
Эврисфей начал злиться. Племянник Геракла до сих пор не вернулся, и местные стали даже слегка беспокоиться, поскольку привыкли к его занудству и умению быстро и правильно читать надписи на разных языках.
— И что ты, предлагаешь ждать, когда твой племянник соизволит вернуться от… где он там застрял.
— У амазонок, — подсказал скучающий Тесей.
— Да не важно, — отмахнулся царь. — Мне нужен Цербер и побыстрее. Я доплачу за срочный заказ.
— О, вот это другое дело, — тут же оживился Тесей. — Я знаю толк в срочных заказах. Доставлю завтра.
Когда прошла неделя, а от Тесея не было ни слуху, ни духу, царь снова вызвал к себе Геракла.
— Моей маме снова приснилось! — с порога заявил герой. — Без Иолая я не пойду!
— А я говорю, «Пошёл»! — заорал царь, топая ногами.
— А моей маме приснилось! — заявил герой.
— А я говорю, «Пошёл», — без особой надежды повторил Эврисфей.
— А я говорю, что моей маме приснилось, — в очередной раз упрямо ответил Геракл.
Царь вздохнул и закрыл лицо ладонями. До гонок оставалось всего ничего, а остальные герои, услышав задание, кинулись славить Диониса, пока не выпали в винный осадок. Геракл оставался единственным вариантом и выбора не осталось.
— Ай, да Танат с тобой, — махнул рукой царь. — Бери племянника. Если уговорить сумеешь.
— Сумею, — широко улыбнулся Геракл. — Он сразу согласится как узнает, куда мы идём.
Иолай как раз вернулся в город, дрожа всем телом и шарахаясь от любой тени. Кое- как лекарям удалось затащить его в лечебную ванну, после которой он слегка пришёл в себя и погрузился в спокойный сон, первый за много недель. Иолаю снился зелёный луг, радуга и круживший вокруг него жеребёнок с радужной гривой и небольшим рогом. Подбежав к нему, друг древнего грека потёрся о ногу и преданно заглянул в глаза страннику снов. А в ответ на улыбку волшебный зверь внезапно заехал ему радужной гривой по лицу.
— Поднимайся, лежебока! — услышал Иолай до ужаса знакомый голос и после очередного удара открыл глаза.
Перед ним стоял Геракл с метлой в руках. Радостно улыбаясь, дядя снова замахнулся инструментом для уборки.
— Дядя, ты что творишь?! — в ужасе спросил Иолай, озираясь в поисках укрытия.
— Солнце высоко, мы в путешествие опаздываем, а ты тут валя…
— НЕЕЕТ!!! — заорал Иолай, попытавшись спрятаться в кувшине вчетверо меньше себя. — Даже не предлагай! Я с тобой больше никуда не пойду!
— Иолай, от нас просто собачку просят привести, — рассказал Геракл. — Собачку Аида.
— Какого Аида?! — заорал Иолай, который превзошёл самого себя в мастерстве укрытия в малых сосудах, едва услышав кличку цели. — Твоего дяди?!
— Ну да, — нехотя признал Геракл. — Собачку моего дяди Аида. Цербера.
— Какого ещё Цербера?! — взвизгнула голова племянника, скрываясь в сосуде. — Ты Цербера вообще видел?! Иди в саду дальше копайся! С меня хватит путешествий, я тут посижу!
— Ну Иолай, — обиделся Геракл. — Ещё скажи, что тебе не понравилось последнее путешествие.
— Не понравилось! — донеслось из кувшина. — А на четвёртой сотне совсем разонравилось!!!
На какое-то время Геракл задумался. В храме он уделил вопросу доставки пояса слишком много времени и как-то не учёл размеры и населённость царства амазонок. И сейчас подобный просчёт мог дорого ему обойтись.
— Племянник, это последний раз, — пообещал Геракл. — Честное древнегреческое.
— Я после твоего предыдущего «честного древнегреческого» чуть себе гордость всю не стёр, пока не сбежал! — заявил в ответ племянник. — Нет, нет и ещё раз нет!
— Как это чуть не стёр? — не понял дядя. — Всего после четырёх сотен?
— После семи! — прогремело из кувшина. — После четырёх сотен мне разонравилось, а после семи я уже стал думать о побеге!
Геракл удивлённо присвистнул, с уважением подумав о выносливости молодого поколения. В его-то годы…
— А в загробный мир я тем более с тобой не пойду! — отрезал кувшин.
В определённый момент Геракл подумал, а не взять ли с собой Иолая прямо в кувшине, но затем ему в голову пришла идея последнего аргумента. Герою не хотелось прибегать к нему, но иного варианта убедить племянника пойти добровольно, похоже, не осталось.
— Ну Иолаайчик, — заныл Геракл басом, начав усиленно скрести стенку кувшина ногтями и вызывая внутри страшные звуки. — Ну ещё один разооочек.
— О БОООГИИИ!!! — взвыл кувшин. — Ладно-ладно! Но это последний подвиг, в котором я тебе помогаю!!!
— Договорились! — обрадовался Геракл, щелчком пальца расколов сосуд и помогая застрявшему племяннику выбраться из обломков. — Тогда пошли.
— Куда? — не понял Иолай, контуженный процессом освобождения.
— К дяде Аиду, — пояснил очевидное любитель экзотических путешествий. — Я уже и билеты нам приобрёл.
— Какие ещё билеты? — ещё больше напрягся племянник. — Что это за кувшины? Нет, дядя, не надо!
— Надо, Иолайчик, надо, — сочувственно сказал Геракл, заливая в горло племяннику полный кувшин «Кентавре Совиньон».
Пара усталых путников, с трудом переставляя ноги, тащилась по унылым землям к широкой реке, на другом берегу которой их ждал вечный покой.
— Сволочь ты, дядя, — простонал Иолай, всю дорогу баюкая свою голову и раздумывая, почему он раньше не замечал, как шумно хрустит песок под ногами. — У меня даже у мёртвого голова раскалывается.
— Тихо ты, — шикнул на него Геракл. — Прекрати ныть. Древние греки мы или нет? Что скажут потомки, если вдруг от бессмертных богов узнают, что ты похмельем от вина страдал. Это же всю Древнюю Грецию опозорит!
— Хорошо, дядя, хорошо, — взмолился Иолай, мечтающий о Тартаре, если там будет тихо. — Я молчу, только не кричи.
— Ладно, — смягчился Геракл, стараясь сдерживать своё возмущение.
— И скрипи зубами потише, — добавил Иолай, наблюдая за приближающейся к берегу ладьёй под управлением пышнобородого старика.
— Загробный мир вам, новопреставившиеся! — произнёс лодочник, оценивая платёжеспособность пассажиров.
— Эээ… — потерялся на пару мгновений Геракл, но Иолай в руки не только свою голову буквально, но и всего себя фигурально.
— Приветствуем тебя, Харон, — торжественно сказал второй номер в экспедиции, игнорируя внутренний колокол. — А почему у тебя такая большая лодка?
— Чтобы больше преставившихся за раз тот берег перевезти, юноша, — ответил Харон, удивлённо пялясь на столь небольшую группу пассажиров. — А пошто ж вы «комфорт плюс» заказали, коли вас всего двое? Деньгу принесли?
— Харон, а Харон? — продолжил расспросы Иолай, прекрасно знающий финансовую стеснённость дяди и не теряя надежды запутать лодочника. — А почему у тебя такое большое весло?
— Чтобы путников в страну печальную перевозить побыстрее, — ответил Харон, почёсывая бороду и пытаясь вспомнить, что он сам хотел спросить.
— Харон, а Харон? — не сдавался хитрый древний грек. — А зачем тебе такая большая борода?
— Так… — замялся перевозчик, вконец забыв последовательность шагов. — Негоже без бороды-то. Вы заплатили?
— Конечно заплатили! — закивал Иолай, локтем пиная дядю под рёбра.
— А… А, ну тогда садитесь, — отозвался старший по последней переправе, махнув рукой.
— И как мы найдём Цербера? — поинтересовался у Геракла племянник, когда ладья пересекла середину реки, приближаясь к берегу мира мёртвых.
— Легко, Иолай, — расплылся в улыбке Геракл. — Заглянем к моему дяде Аиду, который тут всем заведует. Он обожает весёлые истории. Расскажешь ему пару своих приключений у амазонок, и всё.
— Мои приключения у амазонок — это весёлые истории? — переспросил Иолай, помрачнев.
— Ага! — заулыбался Геракл. — Дядя Аид обожает такие! Да и просто повеселиться любит. Тот ещё весельчак!
Первое, что услышал Геракл, ступив на землю царства Аида, было что-то не слишком разборчивое, но крайне нелицеприятное про его маму. Несказанно удивлённый подобным проявлением загробного гостеприимства он принялся озираться в поисках хама, готового умереть ещё раз. И, спустя пару минут, виновник волнений обнаружился. К не меньшему удивлению Геракла демонстрацией вокальных способностей занимался Тесей, ныне прикованный к скале тяжёлыми кандалами.
— Ты что тут делаешь? — поинтересовался у него сын Зевса, осматривая цепи.
— Без Иолая за Цербером пошёл, вот что я тут делаю! — огрызнулся Тесей. — Помоги мне выбраться.
— Сначала расскажи, как ты попался, — потребовал Геракл, почуявший какие-то недоговорки в лаконичной истории бригадира микенских героев.
— Сначала всё шло как по маслу, — принялся рассказывать Тесей. — Я вымазался мелом, чтобы сойти за своего. Но, кажется, перестарался.
— Как это перестарался? — насторожились путешественники, раздумывая, как снять несостоявшегося пёсокрада со скалы.
— Я Таната встретил, — вздохнул Тесей. — Тот вёл какого-то древнего грека и рассказывал что-то про какой-то камень, и что дела у него сразу пойдут в гору.
— И что? — поторопил его Геракл.
— И он меня за своего принял, — признался Тесей, нервно дёрнувшись и позвенев цепями. — Подошёл, коллегой обозвал. По плечу хлопнул.
— И ты выжил? — удивился Иолай.
— В землях Аида его прикосновения не работают, — объяснил Тесей. — Тут же все и так мёртвые, поэтому он не подумал запрашивать доступ к способности.
— Это не объясняет, как ты попался, — сухо заметил Иолай. — Тебя Цербер заметил?
— Я до него не дошёл, — ответил Тесей. — Меня схватили, когда я у Аида жену попытался увести.
— Персефону? — хором ахнули Геракл с Иолаем. — Это ж каким идиотом надо быть, чтобы у правителя мёртвых жену увести!
— А вы её видели? — воскликнул Тесей. — Она такая… Такая жэнщчина!
Заметив странный акцент в голосе древнего грека, напарники переглянулись.
— Ещё что-то можешь рассказать? — без особой надежды поинтересовался Иолай.
— Да, — кивнул Тесей. — Аид теперь тоже такой… Такой мужчына!
Геракл с Иолаем вновь многозначительно посмотрели друг на друга.
— Что-то мне это задание нравится ещё меньше, чем когда ты в меня полный кувшин «Кентавре Совиньон» залил, — поведал Иолай дяде.
— Тихо ты! — зашипел Геракл. — Если кто узнает, что мы не трупы, а пьяные валяемся в реальности, нас отсюда выгонят.
— Ладно. А с ним что? Вытаскиваем? — кивнул Иолай на Тесея.
— А куда деваться, — ответил дядя, подумав. — Не бросать же его тут.
Освобождённого героя родственники отправили с ответственным поручением задержать Харона на этом берегу, а сами пошли прямиком к дяде во дворец. Как оказалось, тот являл собой прекрасный образец самой мрачной архитектуры, которую только можно было представить. Построенный из чёрного камня, дворец выглядел как нагромождение шпилей, тёмными пиками взмывающих вверх к серым небесам мёртвого царства. Высокие и узкие окна, сужающиеся кверху, пропускали тусклое красно-оранжевое свечение сквозь затенённые витражи. И, в довершение всей картины мрачности, высокие двери перед путешественниками открыл абсолютно бледный привратник в иссиня-чёрной тунике, со столь кислым выражением лица, что Иолаю придумалось слово «гастрит».
— Вы к кому, господа? — поинтересовался дворцовый слуга, глядя при этом на посетителей, как на заваленный мусором угол.
— Доброго… эээ… дня. Мы к моему дяде Аиду, — очень осторожным голосом ответил Геракл, ощущая, что всей его полубожественной силы может не хватить для сдерживания потенциального удара чопорностью.
— Дни в царстве его Мрачнейшества не бывают добрыми, — отозвался привратник таким ровным голосом, что по нему можно было скользить. — Всё — серый тлен, безысходность и безнадёжность. Что толку в смене дня и ноги в месте бесконечной скорби, безостановочного уныния и отча...
— Эээ, простите, — ещё более осторожно прервал его шокированный Иолай. — Нам бы к его Мрачнейшеству пройти.
— Его Мрачнейшество очень занят, — отрезал привратник. — У него сейчас ежечасная процедура упоения депрессией.
— Чем? — нахмурился Геракл, двинувшись вперёд. — Так, а ну подвинься.
Легко сдвинув привратника в сторону вместе со створкой, куском стены и несколькими мраморными плитами пола, Геракл вошёл во дворец и удивлённо присвистнул, озирая мрачную обстановку.
— А где вся прислуга? — поинтересовался он у привратника, выбравшегося из-за завала.
— Покончили с собой от отчаяния, — ответил тот ровным, как солончак, голосом.
— Как можно покончить с собой в царстве мёртвых? — спросил Иолай.
— Если бы вы познали всю глубину их скорби, — отозвался привратник, встав у дверей во внутренние покои. — То вы бы тоже нашли способ прервать свой бесполезный и бессмысленный путь. После смерти не остаётся никаких следов, а в чём смы…
— Понятно, — кивнул Геракл. — С дороги.
— Его Мрачнейшество очень занят, — ровным голосом повторил привратник, вместе с дверью улетая в противоположную стену тронного зала.
В едва освещённом помещении оказались две фигуры. Столь же бледные, как и их слуга, Аид и Персефона кутались в роскошные, но от того не менее мрачные одеяния. Белые, как мел, правители царства мёртвых подвели свои ресницы сажей из подземных вулканов и обелили кожу до состояния нетронутого снега. Вычернив при этом свои волосы до цвета крыла ворона, супруги очень гармонично смотрелись на фоне мрачной торжественности своего окружения. Особенно этот стиль подходил Персефоне, при виде которой Геракл встал как вкопанный, разинув рот и начисто забыв о цели их визита.
— К… какая жэнщчина! — произнёс он, в следующую секунду получив сзади пинок от племянника. — Ай! Ты чего?!
— Дядя, мы за Цербером, забыл? — хмуро посмотрел на него Иолай.
— Да ты посмотри, какая! — заявил в ответ Геракл, тыча пальцем в сторону игнорирующей их царицы мёртвых.
— Дядя, — медленно заговорил Иолай, подбирая самые приличные слова в древнегреческом языке. — Я, твоими стараниями, насмотрелся на всех. И насмотрелся, и назнакомился, и даже натра…
— Кто пытается прервать нашу бессмысленную и бесполезную перед лицом вечности медитацию? — донеслось со стороны трона, и путешественники, заткнувшись, посмотрели в ту сторону.
Правители царства мёртвых взирали на них вопросительными и крайне, крайне печальными взглядами отчаявшихся обнаружить в жизни хоть какую-то, даже мельчайшую, но радость.
— Геракл, сын Зевса-Громовержца, и его племянник Иолай, — доложил привратник, который уже наполовину выковырял себя из плотного сэндвича дверного полотна и настенной панели.
— Ах, Геракл, — вздохнул Аид, неопределённо ведя рукой в сторону. — Сильнейший сын моего брата. Как печально, что силой нельзя решить все проблемы. Ведь она сама — лишь плод напряжения бренного тела, которое всё равно обращается в прах…
— Дядя, — осторожно перебил мрачного и готового разрыдаться оратора Геракл. — Мы к тебе по делу.
— Дела, — тут же продолжил Аид. — Ничего не решающие мимолётные мгновения. События, которые забудутся окружающим миром в следующий же миг. Тела же наши развеются прахом, а…
— Дядя! — рявкнул Геракл так, что в узких окнах разом лопнули все витражи, а с лица вздрогнувшей Персефоны посыпалась штукатурка. — Царю Эврисфею очень нужна твоя собака!
— Собака? — переспросил Аид, недоумённо глядя на племянника.
— Мы только одолжим, — пояснил Иолай. — Ненадолго. Потом сразу вернём. Честно вернём!
— Какое это имеет значение, одолжите вы его или заберёте навсегда! — воскликнула Персефона. — Всё летит в Тартар! Всё обратится в тлен и прах, ибо нет в жизни счастья.
— Ничто, ничто не радует, — присоединился к нытью супруги царь мёртвых, упав на свой трон. — Ничей голос не отзовётся смехом!
— Они согласны, — тихо шепнул Геракл племяннику и поволок того к выходу.
— Дядя, ты уверен? — спросил Иолай. — Кажется, они не…
— Пошли, — зашипел на него герой и выволок из тронного зала, оставив царствующее семейство наедине со своим горем.
И с привратником, который так и не успел выбраться из стены.
— Дядя, подожди! — упёрся Иолай на выходе из дворца, стены которого уже начали сотрясаться от рыданий. — Нам надо вернуться!
— Туда? — криво ухмыльнувшись, спросил Геракл, ткнув пальцем в сторону эпицентра страданий. — Чтобы ты стал не простым занудой, а ещё и унылым?
— Дядя, — ответил Иолай, глядя на легенду как на идиота. — Ты вообще-то хотел узнать, где сейчас Цербер.
Повисла неловкая пауза. О том, что адскую собаку теперь придётся искать самим, а царство у Аида немаленькое, Геракл как-то позабыл.
— Идеи есть? — наконец поинтересовался он у племянника.
— Надо осмотреться, — ответил Иолай. — Какая точка в царстве Аида самая высокая?
Для обозрения окрестностей Геракл решил взобраться на ближайшую вершину, возвышающуюся неподалёку. Поскольку в античности альпинистское снаряжение отсутствовало, сын Зевса снарядился чистым энтузиазмом и невероятной целеустремлённостью. Затем, оставив обалдевшему Иолаю всё, кроме очков, герой приступил к восхождению на гору, то штурмуя крутые склоны с разбегу, то покоряя новую высоту прыжками, то просто прокладывая себе новую трассу.
— Дядя Гер, — донесся снизу крик Иолай. — Мне что-то не нравится эта гора. Какая-то она…
— Не волнуйся, племянник! — заорал в ответ Геракл, обозревая окрестности. — Я сто раз так делал!
Взгляду героя открылись унылые равнины, где-то застроенные хижинами, где-то покрытые болотами. Настроив резкость, Геракл увидел вдалеке ряды странных котлов и другой кухонной утвари огромных размером. Подозрительная кухня была огорожена огромным забором, табличка на котором гласила об открытии в течение ближайших двух тысяч лет и планах расширения до девяти этажей. Потратив какое-то время на изучение странной стройплощадки, наблюдатель из верхнего мира вскоре обнаружил там огромную конуру.
— Племянник, — позвал Геракл. — Я, кажется, наш…
В следующее мгновение подземный мир ушёл у него из-под ног.
Первым, что увидел Геракл, открыв глаза, была неясная фигура, склонившаяся над ним. Шевеля смутно видимыми отростками, она похоже, активно ими размахивала над лицом героя, силясь привести его в чувство.
— Дядя Гер, ты жив? — произнесло существо голосом Иолая.
— П-племянник? — спросил Геракл, у которого перед глазами всё плыло и покачивалось, вызывая приступы морской болезни. — Что случилось?
— Ты с вулкана упал, — ответил ему Иолай, указывая отростком-рукой куда-то в сторону. — Началось извержение. Хорошо, что тебя вместе с куском скалы в сторону отбросило, а то я бы тебя не вытащил.
Извержение. Гора. Разведка. Поиск Цербера. Изучение дальних земель. Дальних, дальних… Очки!
— Где они?! — воскликнул Геракл, подскочив. — Где мои очки?!
— Остались там, — виноватым голосом ответил Иолай, указывая в сторону дымящейся горы. — Сейчас, наверное, в лаве плавают.
Геракл в ужасе схватился за голову. Им предстояло идти не по дружелюбной Древней Греции, населённой привычными и такими милыми чудовищами, а по совершенно незнакомой местности. С неизвестной флорой и непредсказуемой фауной.
И он, Геракл, не сумеет ни рассмотреть её, ни изучить!
Слышавшие полный отчаяния вой мученики на мгновение отвлеклись от собственных кар и страданий. Дамокл, забыв о мече, с уважением посмотрел в сторону извергающегося вулкана, лишь сейчас осознав, сколь лёгкое наказание было ему назначено. Даже Сизифу его камень показался не таким уж и тяжёлым. Иолаю же осталось только тяжело вздохнуть и, взяв героя за руку, повести в сторону обнаруженной конуры.
Как стало известно позже, большую часть рабочего времени Цербер прогуливался по загробному царству, маясь от безделья. Сие недостойное великого стража занятие он решил исправить, проводя собеседования у других великих чудовищ Древней Греции, закончивших свой жизненный путь. И постепенно от размеренного патрулирования не осталось и следа. Внимая всеми тремя парами ушей многоголовой рассказчице из Лерны, пёс с ужасом осознал, какой кошмарный живодёр завёлся наверху. Более того, от погибшей страшной смертью Гидры Цербер узнал имя её палача.
Геракл.
Страж загробного царства быстро понял, что рано или поздно двуногая смерть явится и за ним, и принялся готовиться к главному бою своей жизни, чтобы не сдаваться без боя.
Миновав стройплощадку с подозрительного вида сатирами, герои вышли к подножию холма, на вершине которого гордо возвышалась конура размером с большой храм. Изображения трёх костей, венчавшие вход в огромное сооружение, явно подсказывали, кто является хозяином данных апартаментов. Однако чем больше Иолай смотрел на сооружение, тем больше вопросов у него возникало. Конура была окружена наспех насыпанным земляным валом, созданным явно не руками древнего грека. И вообще не руками. Наваленные вперемежку с землёй огромные куски скалы образовывали мощную линию обороны, превращая дорогу к храму в настоящий штурм по всем правилам античной военной науки. При этом никаких следов ворот у защищаемого объекта также не было, что навело Иолая на мысль о существовании подземного хода.. Но больше всего вопросов у начитанного древнего грека вызвала табличка, на которой было что-то очень криво намалёвано.
— Са-рынь-на-кич-ку, — по слогам, с трудом разбирая каракули, медленно прочитал Иолай. — Кошмарный почерк. Как псина лапой написала.
— Псина? — оживился Геракл, придвинувшись поближе и случайно обрушив крепостной вал. — Наверное, это Аидова собака. Цербепопик, ко мне!
В ответ на призыв из конуры раздалось угрожающее рычание в исполнении сразу трёх глоток. Мгновением позже в темноте зажглись три пары горящих злобой глаз. И только потом из отверстия, куда легко могли заехать две боевые колесницы разом, появились три собачьи морды, каждая из которых была способна легко проглотить боевого коня, не тратя время на его пережёвывание.
— Д… дя-дя, — с трудом произнёс белый, как статуя, Иолай. — Э… это…
— Собачки, — отозвался Геракл, подслеповато прищурившись. — Странно. Я помнил, что у дяди Аида только одна. Ну не важно. Возьмём одну.
Иолай икнул от неожиданности. То, что дядя мог при падении приложился головой и вполне мог забыть, как выглядит Цербер, племянник не учёл.
— Дядя, — завопил Иолай, бросаясь следом за героем. — Подо…
Окончание фразы потонуло в истошных воплях, клацании зубов и звуках мощных шлепков, чередующихся с ворчанием Геракла. Разинув рот не меньше, чем стражник мёртвых, Иолай мог лишь наблюдать за попытками Геракла запихнуть двух собачек обратно в конуру и при этом вытащить оттуда третью целиком. И он был почти уверен, что со стороны дворца он слышит истошный хохот.
— Собачки, извините, — тщетно пытался убедить живность Геракл своим самым милым голосом. — Но нам нужна только одна, а не все сразу!
Припоминая, что отрывание голов совершенно точно не входило в разработанную им стратегию, Цербер попытался вырваться и закусить своим пленителем. К искреннему изумлению трёхголового, Геракл привычным движением поймал две его головы, лишив всяческой надежды на естественную победу. Перед тремя парами глаз пса пробежала вся его жизнь, полная удивительных приключений и погонь за самыми отъявленными духами умерших. И, похоже, именно сейчас смертный собирался закончить бренный путь великого стража. От бессилия Цербер завыл всеми тремя пастями, и это, ко всеобщему удивлению, привело к появлению подмоги. Со стороны берега к ним бежал Харон, недружелюбно размахивая веслом на ходу. Представив последствия встречи с гребным инструментом подобных размеров, Иолай тут же отступил на пару десятков шагов и предпочёл не отсвечивать.
— Ты пошто собачку мучаешь, ирод! — прогремел на полцарства Харон и замахнулся веслом с целью прекратить непотребство.
Однако Геракл, вовремя заметивший неясное движение на самой границе видимости, слегка сместился в сторону и тем самым сумел разминуться с веслом перевозчика. Церберу повезло меньше, и толстая палка с тысячелетней историей приземлилась прямо на центральную голову, тут же выключив стражу треть его мощности.
— Ой, батюшки! — воскликнул Харон, увидев плоды своих стараний. — Что деется-то?
Цербер не ответил, слишком занятый мысленным глушением звона в ушах и чьего-то голоса, информирующего о ком-то контуженном и сниженной точности.
— Лодочник, ты что творишь? — воскликнул Геракл, схватив медленно оседающего стража. — Им же теперь плохо!
— Это всё из-за тебя, ирод! — нашёл причину неудачи Харон, снова замахиваясь веслом на любителя животных.
В этот раз одуревший от зигзагов судьбы Цербер подставился сам. Попытавшись вцепиться герою в шею, он слишком высоко поднял правую голову и тем самым невольно спас Геракла от неминуемой встречи с орудием гребли. Раскат грома, сопровождавший стыковку, разнёсся по царству мёртвых, приглушив разговоры, стенания и даже работы по расширению, производимые всё теми же сатирами. И в наступившей на пару мгновений тишине на обитателей мёртвого мира лавиной нахлынули крики и смех.
— Ааа! — донеслось со стороны дворца восклицание, едва различимое за хохотом. — Я не могу! Веслом, веслом огрел! Два – ноль! Аахахахахаа!!!
Не теряя боевого духа от двух неудач, Харон попытался защитить природу родного царства в третий раз и вновь замахнулся веслом. Результат вновь оказался весьма неожиданным: по затылку перевозчика прилетело второе весло, и тот мешком повалился на землю.
Иолай посмотрел тяжело вздохнул и закинул покрывшееся трещинами весло на плечо.
— Дядя, я тебя последний раз от такого спасаю, ясно? — предупредил он.
— Ахахахаа!!! — послышался хохот со стороны дворца Аида. — Самого огрели! Во ржака-то.. ой! Ааа!
Мгновение спустя оттуда же донёсся звук чего-то тяжёлого, рухнувшего с большой высоты, и мир мёртвых погрузился в тишину. Ненадолго.
— Ахахахаха!!! — вновь раздался истерический хохот из-под стен уже в две глотки, мужскую и женскую. — Вот это я навернулся, ахахаха!
Не говоря друг другу ни слова и лишь изредка молча переглядываясь, Геракл с племянником спеленали переставшего сопротивляться Цербера и поволокли к берегу. Как и ожидалось, возле ладьи их ожидал Тесей, борющийся с зевотой.
— Ну что вы так долго? — принялся он поторапливать героев. — Вы там спали что ли? Быстрее грузите, и валим отсюда!
— Тесей, насчёт сваливать, — заметил Геракл, когда ладья отошла от берега. — Вести Цербера в Микены придётся тебе.
— То есть? — не понял бригадир микенских богатырей. — А вы?
— А мы скоро протрезвеем и проснёмся, — пояснил Геракл, медленно растворяясь в воздухе. — Вот, уже трезвеем.
— Вы что, вусмерть напились?! — поразился Тесей. — А я пешком сюда тащился?!
— Зато ты сумеешь привести Цербера назад, — ответил Геракл. — А мы… Малость не рассчитали. Надо было больше выпить.
— Я бы тогда тут и остался, — заметил Иолай, глядя на приближающийся берег и на свои прозрачные руки.
— Верните лодку, ироды! — донеслись до героев истошные вопли со стороны царства Аида.
В Техасе будут судить подростка, который не принёс в школу огнестрельное оружие
В американском городе Гарленд (штат Техас) 14-летнего Джонатана Тейлора будут судить за то, что он не принёс в школу огнестрельное оружие. Юноша не просто грубо нарушил правила школьной безопасности, но и делал это систематически, по идеологическим причинам.
Как оказалось, родители подростка выступают против оружия – именно они «заразили» этими идеями сына. Ещё в феврале Тейлора задержал охранник на входе в школу – он заметил, что рамка-детектор не зазвенела. Всё обошлось разговором ученика с директором, однако через месяц юноша вновь заявился на уроки без оружия. Тогда его взял на поруки учитель физкультуры – он вывез подростка в лес, вручил ему ружьё и заставил застрелить косулю.
Тем не менее, в мае школьник снова заявился на учёбу безоружным, причём случилось это в День AR15, когда принято брать с собой штурмовые винтовки и соревноваться друг с другом в мастерстве стрельбы, чистки, сборки и разборки. Директор школы счёл, что дальнейшие попытки перевоспитания бесполезны, и вызвал полицию. Суд пройдёт уже в ближайшие дни; юному техасцу грозит до 60 лет лишения свободы.
Вскоре в Гарленде также состоится судебный процесс над журналистом, который не упомянул имя несовершеннолетнего в публикации о готовящемся процессе. Согласно техасским законам, из соображений общественной безопасности имена предполагаемых преступников должны быть известны всем.