Глава 2: Ведьма с Фиалковыми Глазами Джефф, словно загипнотизированный, смотрел на Эдварда, чья призрачная фигура, полупрозрачная в лунном свете, словно висела в воздухе. "Я уже привык к странностям Фаренгейта," - подумал он, "но призрак библиотекаря, повествующий о тайнах города, превышает даже моё воображение". —Ты должен быть осторожен, Джефф, — прошептал Эдвард, его голос был хриплым, словно шёпот ветра в старых книгах. — В этом городе есть кое-что темное, что скрывается под личиной тихой жизни. Оно питается страхом, забирает души оставляя лишь пустые оболочки. Джефф невольно оглядываясь по сторонам, ощутил холодок, пробирающий до костей. Он не мог отделаться от ощущения, что он находится в ловушке, в которую он сам и загнал себя, ищущий вдохновение он наткнулся на нечто куда более темное. —Что это за тьма? — с трудом выдавил он, голос его дрожал. Эдвард, слегка наклонив голову, глядя на Джеффа своими белыми, словно фарфоровыми, глазами, издал тихий, почти неслышный смех. —Это тайна, которую тебе еще предстоит разгадать, — ответил он. — Но я могу тебе помочь. Я - последний хранитель тайны Фаренгейта. И я знаю, как остановить "тьму". В этот момент Джефф услышал странный звук, будто хрусталь разбился о твердую поверхность. Он поспешил к окну и, заглянув за занавески, увидел на улице девушку с длинными, черными, как вороново крыло, волосами, которые падали ей на плечи, словно шелковые нити. У нее были фиалковые глаза, которые сверкали, как драгоценные камни в лунном свете. Она была одета в длинное, бархатное платье которое струилось вокруг неё как тень. Девушка выглядела хрупкой, но взгляд её был пронзительным, будто она видела Джеффа насквозь. —Мэгги, — прошептал Эдвард, его голос прозвучал немного встревоженно, но в то же время с каким-то скрытым одобрением. — Похоже, она тоже интересуется нашей беседой. Джефф был ошеломлен. Он не мог понять, что происходит. —Кто она? — спросил он, чувствуя, как в груди зарождается волнение, которое переплеталось со страхом. Эдвард вновь устремив на Джеффа свой взгляд, будто хотел прочитать его мысли, ответил: —Это Мэгги. Она - ведьма. И возможно она может помочь нам. Она знает о "тьме" больше, чем кто-либо из нас. Она способна видеть ее истинный облик. Джефф не поверил своим ушам. Ведьма? В Фаренгейте? —Ты шутишь? — прошептал он, с трудом впитывая все происходящее. —Я никогда не шучу, — ответил Эдвард. — Она опасна, но она наша единственная надежда. И она не просто видеть "тьму", она может с ней бороться. Девушка, Мэгги, в этот момент прошла мимо окон, ее силуэт отбрасывал странную тень, которая выглядела как извилистый черный змей. Джефф почувствовал, как по его спине бегут мурашки. —Она опасна? - спросил он, чувствуя неумолимую силу страха, которая сжимала его грудь. Эдвард улыбнулся, его фарфоровые глаза блеснули таинственным светом. —Все в Фаренгейте опасно, Джефф, - ответил он. - Но иногда опасность становится единственным путем к истине. Джефф чувствовал что он уже не в силах управлять своей жизнью. Он попал в лабиринт тайны, который оказался куда сложнее и опаснее чем он когда-либо представлял. —Что нам делать? - спросил он, уже не надеясь на рациональный ответ. Эдвард сделал шаг к окну, его призрачная фигура казалась прозрачной на фоне лунного света. —Ты должен встретиться с ней, - прошептал он. - Она знает, как остановить "тьму". Но она требует плату. И ты должен быть готов ее платить. Джефф замер, чувствуя как по его спине бегут мурашки. Он не мог поверить своим ушам. "Плата"? Что он должен отдать за помощь ведьмы? И что это за "тьма", которая угрожает Фаренгейту? В этот момент он услышал стук в дверь. Он осторожно отворил ее, ожидая увидеть Мэгги, но вместо нее на пороге стоял мужчина в черном пальто, с лица которого не сходила непринужденная улыбка. —Привет, Джефф, - сказал он, его голос был мягким и приятным. — Я — Генри. Добро пожаловать в Фаренгейт. Джефф невольно отшатнулся назад, чувствуя как в груди у него зародилось недоверие. Он не мог понять, почему Эдвард не предупредил его о приходе этого человека. —Ты кто такой? — спросил он, стараясь держать себя в руках. —Я — глава семьи Фаренгейт, - ответил Генри, и в его глазах заблестел странный свет. — И я знаю, что ты ищешь вдохновение. Джефф почувствовал, как по его телу пробежала дрожь. Он не мог понять, почему этот человек знает о его проблемах. И как он может быть "главой семьи" в таком странном месте, как Фаренгейт? —Что ты имеешь в виду? — спросил он, чувствуя, как страх уже полностью овладевает им. —Я имею в виду, что я могу тебе помочь найти то, что ты ищешь. Но ты должен быть готов платить цену... И не только ты, а и весь этот город.
— Пожалуйста, проходите, — вежливо пригласила Екатерина Дмитриевна гостей. — У нас хоть все места заняты, но для коллег по убежищам кого-нибудь выгоню взашей. Выбирайте вон ту бабушку, что сидит в углу и рассматривает собственную вставную челюсть, или того деда рядом с ней, что смотрит в одну точку уже третий день. Оба безбилетники.
— Эмм... — промычал Сережа в недоумении.
— Да шучу я, — громко расхохоталась женщина и показала рукой на дверь. — Прошу в мой кабинет, раз такой серьезный разговор намечается. — Ключница повернула голову в сторону мужа и на весь зал, будто специально, крикнула: «Захар, завари нам чаю, соседи в гости пришли как-никак».
Станция Ерелино была раза в три больше Сережиной. Отдельные комнаты имелись с двух сторон, и даже бывшая касса по центру обшита фанерой и переделана в полноценную комнату. Как выяснилось позже, все три эти комнаты были соединены проходами внутри и являлись личным жильем смотрителя Захара и его супруги Екатерины Дмитриевны. Да-да, коморка смотрителя выглядела буквой «П», и никто не знал, где именно в данный момент находится Ключница. Женщина могла зайти в дверь левой комнаты, а выйти через правую либо вообще на улицу через задний вход. Кассы полностью убирать не стали, и по центру сделали своего рода приемный пункт. Маленькое окошко в стене обязательно на уровне живота, чтобы каждый желающий что-то продать или обменять сам того не понимая кланялся барыге. За окошком стол, кресло и три стены небольшой кабинки. Зал ожидания был сплошь уставлен рядами железных скамеек с деревянными настилами, на которых и спали выжившие бродяги. Возле стен все-таки стояло несколько двухъярусных коек, так называемые ВИП-ложе для богатых постояльцев и просто близких семей Ключницы.
Екатерина Дмитриевна проводила напарников в правую комнату и усадила на мягкий диван, перед которым стоял низкий стеклянный столик.
— Говорят, у вас переночевать дорого стоит, — начал разговор Борис Валентинович, положа ногу на ногу.
— Кто говорит? — Хозяйка села рядом в мягкое кресло и прикрыла ноги халатом.
— Да все говорят, челноки, например, — ответил Борис.
— Ой, сейчас бы челноков слушать, — ухмыльнулась Ключница. — Оплату я беру не большую и не маленькую, а достойную. И не только за место на широкой скамье, а за охрану. На станции несколько автоматчиков дежурят круглые сутки посменно. Безопасность у нас, понимаешь?
— И что же, часто приходится отстреливаться? — поинтересовался Борис.
— Частенько, — махнула рукой женщина. — Здесь озеро рядом, а вокруг санатории разные, села и деревни, в общем, заглядывает оттуда мертвечинка. Да и просто залетные грабители, решившие на дармовщинку поесть или по-быстрому разбогатеть. Но наши ребятки справляются. А тех, кто не справился, мы хороним прямо тут, за углом. Семьи их остаются на станции. Такой у нас соцпакет при трудоустройстве.
Дверь открылась, и в комнату вошел Захар с большим латунным чайником в руках, подносом с чашками и керамическим заварочным чайником.
— Не стоило беспокоиться, — уважительно сказал Борис мужичку. — Мы были бы рады и обычному кипятку в граненых стаканах.
— Так что вас привело сюда? — спросил вдруг Захар и сел рядом во второе кресло. — Видимо, вы некий смотритель Сережа? Наслышан, все бродяжки только о вас и говорят.
— Меня зовут Борис Валентинович, а смотритель — мой друг, — Борис посмотрел на Сергея без какой-либо эмоции.
Это означало, что парень должен импровизировать, говорить что угодно, только не сидеть молча.
— Сергей, — молодой человек чуть привстал и протянул руку смотрителю.
— Захар, — ответил мужчина и пожал протянутую руку. — С чем пришел, Сергей?
— На нашу станцию напали бандиты, — начал молодой человек. — Пока нас не было, они захватили убежище, всех ограбили и выкинули на улицу.
Захар и Екатерина Дмитриевна переглянулись.
— И? — Смотритель ни капельки не удивился.
— Вы не могли бы нам выделить два или три автоматчика в помощь? — Сережа насыпал в маленький чайник заварки и залил горячей водой из большого.
— Если это вопрос, то мой ответ — могу, — Захар вновь посмотрел на реакцию супруги. — А если просьба, то огорчу вас отказом.
— Мы, соседи, должны помогать друг другу... — вмешался Борис.
— Послушай меня, Борис, как там тебя, Валентинович, — перебила Екатерина Дмитриевна. — Позвольте узнать, чем вы думали все это время? Неужели не было понятно, что этим всё и закончится? Вы даже не просите, а спрашиваете, можем ли мы вам помочь, так вот, можем, но не станем. Можем, потому что плату берем с людей и на эти средства их же и защищаем. Не станем, потому что ты эти средства с них не брал. Выжившие бродяги вместо того, чтобы заплатить нам, шли в твою бесплатную ночлежку. Посчитать тебе упущенную выгоду, соседушка? А теперь, как думаешь, нужна нам твоя станция или нет?
Сергей слушал Ключницу и молчал.
— Если я отправлю часть своих людей, то рискую потерять Ерелино, — вмешался Захар. — А что, если очередное нападение? Или зомбаки нагрянут? И всё ради чего? Даже если мы отобьем Бякино, не потеряв ни одного бойца, у тебя убежище снова отнимут. Теперь-то все в округе знают, как легко это делается. В общем, вы, ребята, можете на нас обижаться, но помощи не получите.
Сергей не ответил ни слова. Парень налил в четыре чашки крепкого чая, разбавил обычным кипятком из большого чайника и поставил ко всем поближе.
— Вам привет от Игоря Марковича, — тихо произнес Сережа. — Помните такого Карандаша?
— Он что, живой? — удивленным голосом спросил смотритель Захар.
— Живее всех живых, — Сергей громко отхлебнул напиток из чашки. — Своим пиджаком душил зомби-псов, потому как кто-то спрятался за юбку своей женушки и не пришел.
— Да как ты смеешь, щенок, — вскочил Захар.
Ключница взяла мужа за локоть и с силой посадила обратно в кресло. Потом с такой же силой натянула улыбку на свое лицо и обратилась к напарникам:
— Слушайте, всем всё понятно, чем еще мы можем вам помочь, если исключить автоматчиков? Себе топор ронять на ногу мы не станем в любом случае, так что думайте, пока спрашиваю.
Борис Валентинович поднял свою чашку и выпил весь чай залпом, потом поводил пальцами рук по небритой щеке и, немного подумав, спросил:
— А до Гыркино далеко?
— Гыркино? Километров сорок в сторону города В. А зачем вам туда?
Екатерина Дмитриевна куда-то сходила и принесла карту области. Рявкнула на мужа, чтоб тот по-быстрому освободил стол от посуды, положила на него карту, и ткнула пальцем в нужное место.
— Вот тут, если на рассвете выйдете, к закату прибудете, если по дороге не сожрут.
— Припасами выручите? Еда и вода, да и выспаться нам бы хорошо сегодня, — обратился Борис, смотря поочередно то в глаза Захара, то Екатерины.
— Опять спрашиваете, вам что, просить гордость не позволяет? — пробурчала хозяйка. — Будет вам и еда, и вода.
Захар цокнул языком и помотал отрицательно головой.
— Я сказала, будет, — Ключница хлопнула ладонью по столу, забыв, что он стеклянный. — Пистолет мой возьмете и карту с собой, только вернете на обратной дороге. Патронов тоже отсыплю, и, пожалуйста, только не сдохните в пути. Спать будете в гараже за станцией, тут мест, как я уже говорила, нет. Кстати, там стоит старый «УАЗик», если заведете, можете поехать на нем. Был тут один горе-мастер, поменял трамблер, вроде всё так и на месте, а двигатель заводиться не желает, стреляет то в глушитель, то под капотом. Бензина должно хватить, там два бака полных. Ключи в замке зажигания. Аккумулятор только не посадите. По карте разберетесь, по каким дорогам лучше ехать, до Гыркино дальше, конечно, чем по рельсам, но на машине-то явно быстрее.
Хозяйка сунула руку в карман халата, достала связку ключей и сняла с одного из колец тот, что от гаража.
— Это от навесного, сейчас от внутреннего найду.
— Спасибо, — произнесли Борис и Сергей почти хором.
— Ой, ладно, идите с глаз моих долой, пока не передумала, — улыбнулась Ключница Екатерина Дмитриевна.
***
Сережа подошел к лежащим на лавке под навесом возле входа выжившим бродягам, взял дитя за руку, сел на корточки и добрым голосом спросил:
— Ну что, малой, спал когда-нибудь на заднем сиденье УАЗа?
Лезвие мотыги сияло на солнце. Людмила вытянула ладонь, но быстро отдёрнула пальцы. Даже не касаясь лезвия, она чувствовала жар. Металл пылал. Пылало и свежевспаханное поле, от кислого запаха земли кружилась голова. Или дело было в жарком полуденном солнце?
Поправив белую косынку, Людмила пошла вдоль борозды. Рука потянулась к мешочку с семенами на поясе. Бабушка отправила их с сёстрами сеять пшеницу. Но остальные девушки сбежали в дом, оставив Люду одну.
Пахарь тоже ушёл, оставив мотыгу. Оглянувшись, девушка не увидела ни одного человека вокруг. Только она, солнце и свежевспаханное поле. Солнце подбиралось к зениту. Опасливо Люда посмотрела на свою тень. Но та не спешила доставать серп.
Это поле было новым: с каждым годом деревня требовала всё больше пшеницы. Замерев на краю борозды, Людмила вспоминала легенды о Полудницах. Они, опасные и жестокие, рождались вместе с полем. И умирали, когда с поля собирали последний урожай.
Пугливые сестрицы решили отсидеться в доме. Зато Людмила раскрыла мешочек и начала разбрасывать пригоршни семян по борозде. Остальные и до поля добраться не успеют, а она уже закончит. Бабушка точно похвалит старательную внучку. Может, даже позволит отдохнуть вечером.
Неторопливые шаги, размеренные движения рук. Девушке быстро стало скучно. Она гадала, чем занимаются сёстры. Вспоминала бабушкины сказки: о Леших, Мавках и — Полудницах. Белые одежды. Острый серп. Глаза, сияющие, как солнце. Мама и сёстры тоже говорили о них. Не работай в поле в жару — а то встретишь Полудницу. Моргнуть не успеешь, а она замахнётся серпом. Так и останешься навеки под палящим солнцем.
Зёрна сыпались в землю. Людмила снова вытерла лоб косынкой, обернулась — она едва прошла половину борозды. Солнце почти добралось до зенита. Мешочек с зёрнами не легчал, а наоборот — становился тяжёлым.
Что говорила мама? «Люда, не спеши. Будешь работать в полдень, она тебе покажет». Бабушка и её истории о Полуднице. Горячее лезвие мотыги. Раскалённый добела серп. Мешочек с зёрнами тянул к земле. Пшеница сыпалась вне борозды, липла к потной ладони. Солнце наконец воцарилось на небосводе.
Людмила сделала шаг в сторону — и едва не упала в борозду. Пот тёк по шее. Она хотела опуститься на колени, закрыть глаза и перевести дух — а потом вернуться к работе. Стоило закончить, пока не пришли сёстры. И пока Полудница не появилась.
Замерев на мгновение, Солнце продолжило путь по небосводу. Девушка открыла глаза. Её простое платье сменилось белыми одеждами. И пусть она лежала прямо на земле — на ткани не осталось не пятнышка. Она поднялась на ноги. Сощурившись, оглядела поле. Новое поле, на котором ещё ни разу не всходила пшеница.
За спиной раздались голоса — рабочие решили вернуться. Полудница резко повернулась. В её руке сверкнул серп.
123/366
Начинаю писать тексты для мифологического марафона. Пост про марафон в ВК и в Телеграме.
Перед тем, как войти в дом, Илья, наученный уже горьким опытом, задержался на пороге. И правильно сделал – паутина оказалась на том же самом месте, где и в прошлые два раза. Огромный паук сидел в самом ее центре и деловито потирал друг о друга лапками. Было в нем что-то… Неправильное, настораживающее? Парень не стал долго разбираться, смахнул подальше насекомое, с накатившим остервенением смел паутину. Развелось всякой гадости! Ничего, он вычистит этот дом до блеска да так, что ни одного паука или таракана в нем не останется. Только сперва разложит покупки и перекусит.
Наскоро перекусив, он принялся за работу. А ее хватало: Илья мыл окна, скоблил пол, выносил мусор, выбрасывал без жалости всякий хлам. Неподалеку от низенького заборчика постепенно вырастала куча ненужных вещей и мусора, которую по окончании уборки он собирался утилизировать. Ну и, конечно же, паутина. Он залезал в каждый уголок, в каждую щель, смахивая оттуда белесые нити. Липким слоем оказалась покрыта и почерневшая старинная икона в углу. Он так и не разобрал, кто на ней изображен, настолько сильно ее потрепало время. Ему даже почудилось, что с иконы на него мрачно взирают фасеточные глаза на получеловеческом лице, но такого быть, конечно, не могло. Нет, он в принципе слышал, что существует какая-та очень редкая икона, на которой нарисован святой с песьей головой, но у бабушки точно такого не водилось.
Зато пауков за годы отсутствия человека развелось прилично. И не только их. В дальней комнате в каждом из четырех углов Илья выгреб по пригоршне дохлых тараканов. Создавалось впечатление, будто их специально здесь рассыпали, потому что больше он их нигде не заметил. Поразмыслив, он решил, что это глупое предположение: при жизни бабушка всегда блюла чистоту, а после ее смерти дом все время был заперт. Да и кому сюда ходить-то, если разобраться.
К вечеру он совсем вымотался, но был доволен проделанной работой. Больше всего радовало то, что высушенное и прожаренное на солнце постельное белье казалось почти свежим. Это значило, что можно не спать в одежде вторую ночь кряду. Оставалось только доделать последнее на сегодня дело.
Куча мусора разгоралась неспешно, нехотя. Крохотные язычки пламени несмело лизали отсыревшие за годы вещи. Илья подкинул несколько клочков бумаги. Огонь с благодарностью набросился на них, жадно поглощая, обретая силу и уверенность. Всего пара минут – и пламя жарко пылает, уничтожая остатки воспоминаний. Сквозь оранжевую пелену парень видел, как корчатся мертвые насекомые. Казалось, что вот-вот – и они выскочат из огня, разбегутся в стороны маленькими горящими факелами.
На плечо Илье легла чья-то тяжелая рука. Он вздрогнул от неожиданности, скосил глаза. Высохшая сморщенная кисть с длинными пальцами, заканчивающимися желтыми с черными пятнами ногтями.
- Зачем ты это сделал, внучок?
Медленно, как будто в трансе, он развернулся. Перед ним стояла бабушка в галошах на босу ногу и изорванном в лоскуты некогда цветастом платье, сквозь прорехи которого местами проглядывала синевато-черная кожа.
- Зачем ты сжег мои вещи?! – и снова вместо дорогого лица и теплых глаз на парня дышала холодной гнилью оскаленная чужая морда, сочащаяся струпьями и язвами. Рука сдавила плечо Ильи, и с каждой секундой давление только усиливалось. Он закричал от боли, споткнулся, сделав шаг назад, забалансировал, чтобы не упасть. Спину обдало жаром. Он повернул голову и понял, что еще один неверный шаг – и гореть ему вместе с мусором. В тот же миг жесткая хватка ослабла. Илья отпрыгнул от костра, ошарашенно завертел головой по сторонам. Не было ни бабушки, ни кого-то другого. В воздухе висела вечерняя тишина, нарушаемая лишь потрескиванием костра.
Он дотронулся до плеча, где должна была оставить свой отпечаток чужая рука. Все оказалось в порядке: плечо не болело, синяки и прочие отметины отсутствовали. Вот что значит, напахался за день! Теперь мерещится всякое. Он постоял еще какое-то время, наблюдая, как постепенно умирает пламя, выкурил сигарету. Чтобы не дай бог ничего не загорелось, полил землю вокруг кострища водой. Вот и все, пожалуй, на сегодня хватит. С чистой совестью и чувством выполненного долга можно спокойно отойти ко сну.
Длинный каменный коридор вился змеей, то и дело петляя. Илья несмело передвигал ногами, продвигаясь вперед. С потолка капала вода, на стенах висели чадящие факелы, но их света едва хватало, чтобы осветить путь. Как он сюда попал? Он точно помнил, что ложился спать в теплую постель, а, открыв глаза, очутился здесь. За спиной находилась крепкая каменная стена, постепенно надвигающаяся на него, поэтому о том, чтобы стоять на месте, и речи быть не могло. Стена неуклонно выдавливала его куда-то вперед, и ему приходилось идти. В глубине души сидело прочное чувство, что он шагает на эшафот.
Под ногами то и дело сновали мокрицы размером с мышь. Один их вид вызывал глубочайшее омерзение. Илья шагал, стараясь не наступать на отвратительных насекомых. Откуда их тут столько? Хотя, здесь было достаточно сыро и холодно для того, чтобы завестись могли не только мокрицы, но и еще что-нибудь похуже. Казалось, они двигаются без всякой системы, но, присмотревшись, парень понял, что все они бегут туда же, куда шел и он.
Среди серых хитиновых панцирей промелькнули рыжие пятна. Илью передернуло – тараканы. Причем намного крупнее мокриц. Это чем же надо питаться, чтобы достичь таких размеров? Позади раздался странный не то скрип, не то скрежет. Парень обернулся на звук: пола не было видно из-за огромного количества насекомых. Покрытые хитином тела терлись друг о друга, издавая тот самый звук, что и привлек внимание Ильи. И вся эта орда насекомых двигалась вслед за ним. Или же на него. Он не стал ждать, когда они бросятся вперед, и побежал сам по коридору.
Один поворот, второй, третий. Вскоре он потерял счет бесконечным изгибам. И все время позади его преследовал шум и скрежет, издаваемый жесткими телами насекомых. Казалось, эта стремительная безумная гонка продолжается бесконечно долгое время. Илья чувствовал, как силы постепенно покидают его, мышцы все больше и больше ноют, а дыхание становится тяжелым и отрывистым. Он понимал, что еще немного – и омерзительная кишащая масса захлестнет его, накроет собой, не давая ни единого шанса на спасение.
Когда он уже почти готов был сдаться, коридор резко оборвался, раздался в стороны, перейдя в большую просторную комнату. Полчище насекомых остановилось на границе этой комнаты и коридора, будто боясь переступить некую невидимую границу. Или же ожидая чьего-то приказа.
Парень тяжело дышал и все никак не мог отдышаться. Легкие горели огнем и готовы были разорваться, биение сердце отдавалось в ушах тревожным колоколом. Мозг пытался сообразить, что делать дальше. Вообще, для начала хорошо бы осмотреться, а уж потом что-то предпринимать. Осмотр получился не очень утешительным, и надежда на благополучный исход стремительно таяла.
Стены комнаты были бревенчатыми, пол сделан из широких дубовых неошкуренных досок. Помещение казалось пустым. Лишь в центре размещалась каменная площадка, на которой возвышался истукан, похожий на что-то среднее между человеком, тараканом и муравьем. Перед статуей стоял низенький длинный стол, на котором лежал лицом вверх старик, весь покрытый… Сперва Илья подумал, что тело человека утыкано медицинскими банкам, но, приблизившись на несколько шагов, он увидел, что очень сильно ошибся в своем предположении.
В старческое тело впилась целая куча клещей. Черные лапки неспешно и противно шевелились, головы погружены глубоко под кожу. Темно-коричневые тельца непомерно раздуты от выпитой крови. Ни один нормальный клещ просто не мог раздуться до таких размеров, чтобы его можно было спутать с медицинской банкой! И они продолжали расти, выкачивая из старика все больше и больше крови. Тот неожиданно застонал, повернул к Илье голову. Парень буквально завопил от ужаса – старик оказался его давно почившим дедушкой. В мутных глазах старика мелькнула искра сознания – он узнал внука. Но в то же мгновение его лицо исказила гримаса боли, из горла вырвался нечеловеческий крик, которым он практически захлебнулся.
Илья бросился вперед, желая помочь дедушке, но лишь усугубил положение. Стоило только ему, кривясь от омерзения, схватится за одного клеща, как все тело старика выгнулось судорогой, боль моментально усилилась стократ. Парень отдернул руки, осознавая, что своим желанием помочь лишь быстрее убьет дедушку. Про то, что дедушка уже мертв бог знает сколько времени, он как-то не подумал. На глаза навернулись предательские слезы. Он просто стоял и смотрел, не зная, что он может сделать в сложившейся ситуации.
- Не тревожь дедушку, внучок, - непонятно откуда рядом появилась и бабушка, с какой-то тоской погладила старика по седым волосам. А вот взгляд, направленный на внука, оказался полон злости и негодования.
- Ты… Ты… Ты же умерла, - едва выдохнул парень, но бабушка его услышала.
- А ты сам-то, внучок, можно подумать больно живой, - проскрипела она. – На ножки-то свои глянь. Пока есть на что смотреть.
Илья перевел взгляд на ноги, и дыхание моментально перехватило: все, что было ниже колена, превратилось в месиво из лохмотьев кожи, обглоданных мышц и капающей крови. Он не чувствовал боли, видел только, как в жутких ранах – если это можно назвать ранами – копошатся тараканы, муравьи и клещи. Они методично поглощали его плоть, неуклонно поднимаясь все выше и выше. Он не смог продолжать стоять, упал навзничь, раскинув руки в стороны. В ту же секунду по его телу забегали тысячи цепких лапок; насекомые забирались под одежду, царапали кожу, впивались в нее жвалами. Особо наглые пробовали пролезть в нос, рот и уши. Илья отчаянно мотал головой, но твари все пребывали и пребывали. В конце концов какой-то особо крупный таракан все же просочился в его горло, когда тот пытался вдохнуть побольше воздуха. Парень закашлялся, заскреб вокруг руками, давя пальцами не успевших увернуться насекомых и чувствуя, как по ним разливается что-то липкое и горячее, отвратительно пахнущее. Боль пронзила его изнутри – это насекомое проникло в желудок, принялось грызть его изнутри. Он завопил из последних сил, но напрасно – твари не упустили случая отведать человеческих внутренностей.
Лучи солнца мягко пробивались сквозь стекло. Илья открыл глаза, тяжело дыша. Кошмар. Это всего лишь кошмарный сон. Но какой реалистичный! Ему вообще очень редко снились какие-либо сны. Кошмарами и подавно никогда не мучился. Если что-то и снилось, то это всегда было что-то нейтральное, незначительное, а тут все так, словно это происходило наяву.
Он откинул одеяло, потянулся почесать внезапно начавшую зудеть ногу. Что такое, откуда там взялись волдыри? Рывком сев на кровати, он непонимающим взглядом уставился на ноги, которые полностью от стопы и до колена оказались покрыты небольшими красными уплотнениями. Такие обычно остаются после укусов комаров. Но его же никто не кусал! Черти что здесь происходит. Все же надо было в городе оставаться, там хоть не искусает никто.
Напившись воды и прихватив с собой сигареты, он вышел на крыльцо. В утреннем безоблачном небе медленно таяли последние звезды; где-то в лесу весело посвистывали какие-то пичуги. Сигаретный дым показался особенно ароматным в утреннем воздухе. Илья просто сидел на ступеньках и наслаждался безмятежным утром, на какое-то время позабыв и об искусанных ногах, и о том, что он сомневается в правильности своего нахождения здесь.
Докурив, он решил прогуляться к речке. С момента приезда так туда и не добрался – времени просто не было. А раз уж все равно не спалось, то почему бы и не пройтись по утренней прохладе. Изумрудные капли росы приятно холодили ноги. Он специально пошел босиком, потому что помнил, как ему это нравилось в детстве. Оказывается, с того времени ничего не изменилось. Наверное, в душе он так и остался тем безбашенным сорванцом, который излазил все вокруг.
Еще издалека он заметил, как над водой клубиться молочный густой туман. Да, над некоторыми вещами время не властно. Все тот же желтый песок импровизированного пляжика, почерневшие доски небольшого мостика, уходящего на несколько метров от берега. Его когда-то построил дедушка, чтобы озорной внук имел возможность бултыхаться в воду со всего разбега.
Он присел на корточки, опустил пальцы в воду – теплая. Через пару часов, конечно, будет казаться холоднющей, пока солнце нормально не поднимется. Мелькнула мысль окунуться, но сразу же пропала. Почти возле самого берега все буквально кишело жуками-плавунцами, а по водной глади резво скользили водомерки. Причем и те, и другие были гораздо крупнее тех размеров, которыми должны обладать представители их видов. Радиация тут что ли пошаливает? Да какая к черту радиация, байки все это про мутировавших гигантов! К тому же все растения и птицы, которых он видел, были вполне обычные, ничем не отличающиеся от себе подобных из других мест.
Он посидел еще немного возле воды, глядя, как резвятся проворные водомерки. Вышел он уже из того возраста, чтобы купаться в такой воде. В детстве ни одна водомерка и ни один жук не остановили бы его. Наоборот, он бы еще старался попасть в воду так, чтобы разогнать как можно больше насекомых. Увы, все меняется, и эта река стала для него чужой.
Назад он возвращался в некотором унынии. Все же подсознательно он ожидал от своего визита в деревню чего-то большего. Пусть не такой деревенской романтики, какой ее преподносят в фильмах и книгах, но хотя бы чего-то отдаленно похожего. Вместо этого душевное спокойствие как-то неприятно пошатнулось. Пока что отдых получался скорее выматывающий, нежели умиротворенный. Если так и дальше продолжится, придется прерывать эту деревенскую одиссею.
- Цыпа, цыпа, цыпа, - услышал он знакомый голос, подходя к дому. Послышалось что ли? Илья осторожно, стараясь не шуметь, подкрался к забору, заглянул во двор. Между домом и сараем с жизнерадостным кудахтаньем носились куры. Точнее, их полуистлевшие тушки: разлагающиеся тела, топорщащиеся во все стороны перья, вытекшие глаза и свернутые набок шеи. Посреди двора стояла бабушка и что-то сыпала курам из синего пятилитрового ведерка. Присмотревшись, Илья увидел, что это какие-то жуки черного цвета и размером с грецкий орех. Они падали на землю, расползались во все стороны, а мертвые птицы стремглав неслись за ними, дробили клювами панцири, жадно заглатывая.
- Чего стесняешься, Ильюш? Помог бы бабуле по хозяйству.
Ведро полетело прямиком в лицо парня. Тот инстинктивно прикрылся руками, бросившись ничком в траву. Тем не менее, звука падения ведра не последовало. Илья поднялся, отряхиваясь, оглядел двор. Пусто, естественно. Эти видения точно убьют его психику. Нервы в последние дни стали ни к черту, а ведь в городе он за собой подобного не замечал. Надо бы чем-то отвлечься, но чем? В доме, вроде бы, прибрался, от огорода даже воспоминаний не осталось, все поросло травой и бурьяном. Хотел было залезть на чердак, но оба входа оказались закрыты на большие висячие замки, а где могли находится ключи, он не знал. В конечном итоге парень решил заглянуть в сарай. Может, там найдется, чем заняться. Нужно только взять фонарик.
Протяжно заскрипела дверь на давно несмазанных петлях. Ну да, чего-то подобного он и ожидал – весь дверной проем был заткан паутиной. Продираться сквозь нее не хотелось, поэтому Илья щелкнул зажигалкой, поднес язычок пламени к паучьей сетке. Та моментально вспыхнула, исчезая прямо на глазах, а он следил за тем, чтобы огонь не перекинулся на что-нибудь еще. Он, естественно, слышал, что огонь очищает и все такое, но очутиться на пепелище совсем не хотелось.
Когда завеса полностью исчезла, он вошел внутрь, щелкнул фонариком. Бардак оказался такой, что желание убираться пропало начисто. Скорее всего бабуля использовала сарайчик как склад и место для хранения вещей, которые были уже не нужны, но и выбрасывать как-то жалко. Здесь находился рабочий инвентарь для сада и огорода, ведра, старые кастрюли, чугунки, рама от велосипеда, заржавевшие от времени инструменты, топорище без топора и даже поломанный ткацкий станок. У Ильи глаза разбегались от всего этого многообразия. Половину всего вообще стоило бы смело выбрасывать. Можно, кстати, этим потом и заняться.
У дальней стены сарая он запнулся о не пойми как оказавшийся здесь бетонный брус полутораметровой длины. Почему-то тот смотрелся здесь абсолютно лишним, неуместным. Илья сдвинул его в сторону, освобождая кусок линолеума, который он придавливал. Следом сковырнул и сам линолеум, чтобы не мешал. В полу обнаружился небольшой люк с ржавым кольцом. Понятно. При жизни бабушка оборудовала подвал. Вот почему он никогда не видел ни банок с соленьями, ни с вареньем. Хитрая старушка явно прятала их от прожорливого внука. Остро захотелось малинового варенья. Может, в погребе что-то осталось? Хорошо бы с чайком потом попить…
Крышка люка поддалась на удивление легко, не пришлось прикладывать практически никаких усилий. Илья посветил в черную пустоту – невысоко, метра два, не больше. К тому же имелась прочная с виду лесенка. Он осторожно поставил одну ногу на ступеньку, слегка надавил, постепенно усиливая нажим. Ступенька даже не скрипнула, дерево держалось крепко.
Спустившись вниз, Илья почувствовал себя не в своей тарелке. Сразу вспомнился ночной кошмар. К счастью, стена позади не двигалась и насекомые ниоткуда не вылезали. Да и сам коридорчик, в который он попал, более напоминал собой тамбур или же прихожую, за которой располагалась комната метра три на три. На крючках под потолком висели пучки трав, от которых исходил едва уловимый приторно-горький аромат. Слева стоял деревянный перекошенный стол, поверхность которого была усыпана дохлыми мухами и пауками. У некоторых не хватало лапок, у некоторых – крыльев. Среди мертвых насекомых валялись огарки свечей, клочки пожелтевшей бумаги, разбитые склянки, стояла прозрачная пыльная бутыль с какой-то темной жидкостью внутри. Деревянные стены испещрены глубокими бороздами. Кто-то царапал их гвоздем? Или же ногтями? Но какие тогда должны быть ногти, чтобы оставить такие отметины? Почти в центре комнаты он увидел статую из своего сна. Дыхание участилось одновременно с сердцебиением.
Чувство тревоги обострилось. Становилось очевидным, что не так уж и хорошо он знал свою бабушку. Вместо солений он умудрился найти какую-то деревенскую лабораторию или еще чего похуже. Но для чего все это? Чем могла заниматься бабушка? Луч фонаря выхватил из темноты кучу мешков в углу. Из-под нижнего мешка что-то торчало. Влекомый каким-то противоестественным любопытством, Илья принялся откидывать в сторону оказавшиеся подозрительно легкими мешки. Один, второй, третий. Когда последний мешок был отброшен, парень испуганно отшатнулся, зажав ладонью рот. Под мешками лежал высохший до состояния мумии труп, по которому неторопливо ползали жуки.
Переборов омерзение, Илья сделал пару шагов вперед. Труп явно принадлежал мужчине, а его одежда показалась смутно знакомой. Он попытался вспомнить, напряг память. Волосы на голове встали дыбом, когда он понял, что в точно такой же одежде когда-то похоронили деда. Даже значки за достижения в трудовой и общественной деятельности были прицеплены к лацкану пиджака. Тревога внутри начала перерастать в панику. Этого же не могло быть! Он хоть и был еще мал, , но отчетливо помнил, как гроб с телом деда опустили в могилу и засыпали землей!
Цок, цок. Илья лихорадочно дернулся, перевел луч фонаря в сторону звука. Из противоположного угла на него надвигались пять пауков, каждый размером со взрослого упитанного кота. Мохнатые лапы цокали по полу, хищно шевелились жвала. Даже глаза, казалось, горели каким-то недобрым огнем.
И это стало последней каплей. Он бросился назад к лестнице, кошкой взлетел наверх, захлопнул за собой люк, придавливая его всем, чем только было можно. Выскочив на свежий воздух, он почувствовал себя немного лучше. Уезжать. Нужно срочно уезжать отсюда. Ясно же, что бабушка занималась здесь какой-то чертовщиной: труп деда, все эти странные насекомые. А пауки? Да не бывает таких! И они ведь целенаправленно ползли к нему. Покусали бы или сожрали? Лучше и не думать.
Илья забежал в дом, чтобы забрать вещи. Сумка стояла на диване и вся оказалась облеплена рыжими огромными тараканами. Более того, их сородичи выползали из всех щелей. Их становилось все больше и больше, и все они, будто повинуясь чьему-то приказу, ползли прямо на него. Решив, что сумка не стоит такого риска, он кинулся прочь из дома, в дверях запутавшись в паутине, которой здесь не должно было быть. Сдирая ее на ходу, Илья опрометью помчался к дороге, твердо решив никогда сюда не возвращаться.
Он едва передвигал ноги от усталости. Шесть часов бесцельно потраченного времени. Илья впал в отчаянье. Дом не отпускал его. Сколько бы он не шел, он всегда возвращался к родному дому. Нет… Уже чужому и опасному дому. И бабушкин шепот. Он шел из ниоткуда и одновременно отовсюду. Голос твердил, что не нужно убегать, что семья обязана быть вместе, рядом. Илья бросался на землю, пытался зажимать уши, чуть ли не рвал на себе волосы от безысходности. Бабушка просила, уговаривала, требовала, приказывала. Внук во что бы то ни стало должен вернуться домой, потому что она ждет его. Ведь без его крови милые насекомые не смогут вернуть ей дедушку.
Стоило парню остановиться, как на ноги тут же набрасывались большие красные муравьи, начинали больно кусать. Откуда ни возьмись на лицо налетали тучи комаров и мошек. Илья отмахивался руками, отфыркивался будто дикий зверь и бежал вперед, пока были силы. Потом снова переходил на шаг. В конце концов он бросил наивные попытки убежать, остановился возле дома, сверля его полным ненависти взглядом. И ведь придется в нем ночевать. Только сейчас он заметил, как заметно похолодало вокруг. За ночь на улице продрогнешь до самых костей и рискуешь схватить воспаление легких.
Скрепя сердце, он вошел в дом. Бабушкин голос прошелестел что-то одобрительное, но с ярко выраженной издевкой. Сыро, мрачно, грязно. Впечатление такое, словно он за эти дни ни к чему не притрагивался. По полу, растянувшись длинной цепочкой, куда-то бежала вереница муравьев. Он с опаской обошел их, ушел в другую комнату. Здесь, вроде, никаких насекомых не было видно.
Не раздеваясь, Илья тяжело опустился на кровать. Какое-то время он сидел, глядя перед собой невидящим взглядом, потом все же лег, свернувшись калачиком, и закрыл глаза.
Эта ночь показалась для него настоящим адом. Он не понимал, где кончалась реальность и начинался сон. Как только он закрывал глаза, как сразу же перед ним возникала бабушка. Ее лицо то было знакомым, то превращалось в гротескную маску, то становилось ужасной тараканьей мордой. Она тянула к нему руки, измазанные кровью, а уже в следующую секунду они превращались в жесткие хитиновые лапы, способные распилить его на части. Когда же он открывал глаза, реальность оказывалась ничуть не лучше. Повсюду слышались шорохи, шелест крыльев, скрежет лапок и отвратительное попискивание. Вдобавок ко всему, где-то на чердаке начали раздаваться тяжелые бухающие шаги. Там кто-то ходил, пытался пробраться в дом, но слава богу, что оба входа были закрыты.
В какой-то момент ему все же удалось немного вздремнуть, но, когда он открыл глаза, оказалось, что провалялся в кровати он почти сутки. Подниматься и выходить куда-либо было страшно. Он не знал, чего еще можно ожидать от ставшего в одночасье чужим дома. Кроме того, внутренняя дверь на чердак оказалась продавленной, из щелей капала бурая жижа, воняющая так, что вызывала рвотные позывы. Под люком на полу собралась большая лужа, в которой копошились мухи.
Солнце клонилось к закату. Свежий вечерний воздух немного отрезвил, когда он вышел за забор и нервно подкуривал сигарету. Получилось это у него не с первого и не со второго раза. Он делал затяжку за затяжкой, косясь в сторону дома. Мыслей не было никаких, все вытеснил страх. Неужели его милая добрая бабушка на поверку оказалась… Кем? Колдуньей, знахаркой, ведьмой? Верилось в это с большим трудом, но по-другому объяснить никак не выходило.
Окурок полетел в кучу золы, оставшуюся от его прошлой уборки. В голове мелькнула робкая мимолетная мысль, но он не успел за нее ухватиться. Что-то было такое, что он упустил. Но что? Неужели снова придется идти в дом? Нет уж, лучше развести костер и коротать ночь на улице. Вторая сигарета отправилась в рот, щелкнула зажигалка, вспыхнув желто-синем пламенем. Но сигарету он так и не подкурил, так и застыл с нею в зубах. А ведь и правда, костер. Когда он сжигал мусор, ему подумалось, что огонь очищает. Этим правилом когда-то даже святая инквизиция руководствовалась. То, конечно, была эпоха заблуждений и неверных суждений, но чем черт не шутит. Может, стоит попробовать?
- Не смей, гаденыш! – бабушка внезапно оказалась рядом. На морде противно шевелились жвала. Четыре пары глаз смотрели с гневом и яростью. И он понял, что только в этом может быть его спасение. Уже не обращая внимания на верещащее за спиной чудовище, он помчался в дом, схватил сумку. Под ногами что-то ломалось, трещало, хлюпало, но он не смотрел на это. Несколько кусков бумаги на кровать в соседней комнате, щелчок зажигалкой. Такой же клочок в шкаф, и еще один в другой комнате, на кровать и диван. Пускай здесь все сожрет огонь. Илья будет только рад этому.
Дорожка от крыльца до калитки оказалась сплошь покрыта насекомыми. Он давил их ногами, растирая в кашу. В ушах стоял пронзительный писк, перекрываемый громогласным бабушкиным голосом, который обещал ему такие муки, от одного представления которых кровь стыла в жилах. К черту все! Бежать, бежать, как можно дальше, не оглядываясь. У самого леса он все же оглянулся. Дом пылал, огонь занимался все выше. В языках пламени ему почудилось перекошенное злобой бабушкино лицо.
Дед Толя сидел на лавочке, щурясь от восходящего солнышка и дымя своей неизменной самокруткой. Когда на лесной дороге показался Илья, уставший, едва волочащий ноги, у старика отвисла челюсть, а самокрутка лишь каким-то чудом удержалась на нижней губе. Он молча наблюдал, как приближался парень. Наконец, не выдержал, пошел навстречу и крепко его обнял, как родного.
- Живой, - подтвердил Илья, устало, но искренне, улыбаясь. – Дед Толь, ты прости, что я тебе не поверил. Ну, про дом-то наш.
- Ай, чего уж там, - махнул рукой старик. – Молодежь. Вам же все равно ничего не докажешь.
- Дед Толь, тут такое дело, - парень замялся, но все же спросил: - Что случилось с моей бабушкой? Чем он там занималась?
- Точно не скажу, потому, как и сам всего не знаю. Ведомо только мне, что после того, как твой дед помер, она умом тронулась. Все порывалась его к жизни вернуть. Жуков, мух, тараканов зачем-то собирала. Ходили слухи, что она с нечистым связалась. И родителей твоих грозилась извести, коли они тебя к ней возить не будут. Не знаю уж, зачем ты сумасшедшей старухе нужен был.
Дед Толя замолчал. Молчал и Илья, глядя туда, где когда-то находился уютный дом его бабушки, от которого теперь остался только пепел. Прав старик, прошлое должно оставаться в прошлом. И нечего его ворошить.
Узкая лесная дорога, больше похожая на обычную тропинку, вильнула в последний раз и исчезла. Перед глазами предстал одинокий хутор, расположенный на некотором возвышении, со всех сторон окаймленный вековыми дубами и мрачными елями. Даже не столько хутор, сколько просто одинокий домик. Ближайшая относительно большая деревня находилась километрах в четырех от хутора и добираться до нее нужно было именно этой лесной дорогой, по которой он и пришел.
Илья опустил сумку на землю, полной грудью вдохнул густой терпкий воздух. Хорошо-то как! Дышится легко и приятно, не то что пыль городских районов. Но, пожалуй, на этом весь восторг от осознания деревенской глуши и закончился. Он так и не понял, почему в какой-то момент захотел приехать сюда. Сидел дома, бездельничал, смотрел какой-то фильм. И вдруг что-то щелкнуло в голове – а не поехать ли в деревню? Не куда-нибудь на пляж или в санаторий, а именно в деревню. Вспомнилось, как отдыхал там в детстве, проводил все летние каникулы. Часто катался на велосипеде в соседнюю деревню, играть с местной ребятней. Иногда в одиночестве купался на речке, которая протекала буквально в каких-то трехстах метрах от хутора. Бабушка с дедом отпускали его безбоязненно – речушка в этом месте была мелкая, а течение очень слабое. Диких зверей тоже можно было не опасаться. Дед всегда ходил на охоту чуть ли не за пятнадцать километров от дома.
Дед умер, когда Илье было одиннадцать лет. Бабушка осталась одна. Илью привозили к ней еще пару лет подряд на каникулы, а потом перестали. С чем это было связано, он так и не понял. Первое время мальчик очень сильно расстраивался, но постепенно привык. Тем более, что и в городе, и в школьном лагере всегда можно было найти, чем заняться. Несколько лет назад не стало и бабушки. Илья об этом, кстати, узнал только через месяц после похорон. Он очень удивился, что родители предпочли ему не говорить об этом, даже обижался поначалу. Разве так можно? Не чужой человек в конце концов! Илья долго обижался на родителей, но затем обида прошла и все вернулось в привычное русло.
И вот теперь он стоял у выхода из леса и совершенно не понимал, что его могло так потянуть сюда. Да, счастливое детство, воспоминания, ушедшие родственники. Но все это осталось в прошлом, где и должно оставаться. Так почему он находится здесь, а не лежит где-нибудь на желтом теплом песочке? Нет ответа. Мелькнула мысль вернуться назад, пока не поздно, но… Банальная лень оказалась сильнее этой мысли. Действительно, позади осталась не одна сотня километров пути. И возвращаться обратно казалось по меньшей мере глупо. Что ж, раз решение принято, значит, следует двигаться дальше.
Перед самым домом Илья вновь остановился, рассматривая такие знакомые с детских лет очертания. Что-то внутри предательски кольнуло. Все же где-то в глубине души он скучал, хоть и боялся признаться в этом самому себе. Вздохнул. Дом, милый дом, кажется, так говорят в иностранных мультиках? Правда, милым сейчас это назвать можно было с большой натяжкой и изрядной долей фантазии.
Дом был почти двухэтажным. Почти – потому что когда-то давно дед приспособил чердак под жилье. Навел там порядок, утеплил, смастерил туда мебель. Чтобы удобнее было забираться, сделал вход прямо из комнаты – небольшой люк в потолке, к которому вела лесенка. Вход на чердак через улицу мгновенно перестал пользоваться спросом, но убирать его не стали. Илья раньше любил ночевать там, а по вечерам сидел на краю того самого, ставшего запасным, выхода и болтал ногами, любуясь закатом.
Теперь же дом казался слегка покосившимся и просевшим. Краска на фасаде местами облупилась, местами топорщилась чешуйками, потеряв свой изначальный цвет под палящими лучами беспощадного солнца. Оконные стекла заляпаны грязью и покрыты толстым слоем пыли; от бабушкиного любимого цветника остались только горькие воспоминания. А ведь когда-то огромный участок перед домом всегда пестрил всеми цветами радуги, источая благоухающие ароматы. Удивительно, как быстро приходит в запустение жилище, когда его покидают люди. Смотришь – и возникает чувство, что дом пустует уже не один десяток лет. И начинаешь понимать, что для тебя он теперь чужой, не более, чем временное пристанище, в котором можно провести немного времени, но не жить постоянно.
Старое ведро, перевернутое вверх дном, оказалось на своем обычном месте – за крыльцом. Илья поднял его, с удовлетворением отметил, что ключ от двери никуда не делся, лишь слегка подернулся слоем ржавчина. Да, время никого не щадит – ни людей, ни железо. С замком пришлось возиться долго, тот никак не хотел поддаваться. В какой-то момент парень даже подумал, что ключ сломается и это послужит знаком к тому, что лучше все же вернуться домой. Но нет, когда он уже собирался бросить тщетное занятие, замок с противным скрежетом соизволил открыться.
Илья шагнул в полумрак небольшой и тесной веранды и… Ожесточенно начал сдирать руками с лица нечто липкой и противное. Паутина. Чертов паук будто ждал его, сплел свои сети аккурат на уровне лица. После дневного света он не сумел различить и без того едва видимые нити. К тому же, сам хозяин паутины тоже присутствовал и, когда Илья влетел лицом в его тенета, плавно перекочевал к парню на нос. Тот закрутился волчком, смахну в сторону нежданную неприятность. Никогда не любил всю эту насекомоподобную мелочь. Не то, чтобы он испытывал перед ними страх, просто от их прикосновений было мерзко и противно.
Он вошел в жилое помещение, пусть жилым его можно было назвать лишь условно. В нос сразу же ударил коктейль из неприятных запахов – пахло сыростью, затхлостью, плесенью и пылью. Ко всему этому примешивался еще один какой-то запах, но парень так и не смог разобрать, что это. Да и не очень-то и хотелось принюхиваться лишний раз. Глаза бегали по сторонам, не зная, за что зацепиться. Всюду толстый слой грязи, еще хуже, чем на улице. Сквозь давно не стиранные занавески с трудом пробивался дневной свет. В солнечных лучах можно было различить пляшущие пылинки. К предметам не хотелось и притрагиваться. Но с другой стороны он прекрасно понимал, что раз уж приехал, то придется наводить здесь порядок. В бардаке жить не хочется и дышать всем этим тоже.
За оставшееся до вечера время Илья осилил привести в относительный порядок только одну комнату. И это еще повезло, что на улице лето и не нужно возиться с печкой. Правда, когда пришло время отходить ко сну, он все же пожалел о том, что не озаботился развести огонь. Во-первых, к ночи в доме стало значительно холоднее и еще более сыро, чем днем. Во-вторых, все постельное белье оказалось полностью отсыревшим, а просушить его на солнце или хотя бы вынести проветрить Илья не догадался. От одной мысли о том, что придется лечь в такую постель, становилось неуютно – сырые холодные объятия кровати можно было сравнить разве что с объятиями покойника.
Парень зябко поежился, представив себе эту картину. Благо, сильного суеверного страха перед мертвыми он не испытывал, резонно полагая, что бояться необходимо живых. В конечном итоге он решил спать прямо в одежде, а на следующий день заняться просушкой спального места. Устав од дальней дороги и дневной суеты, Илья почти моментально провалился в глубокий сон без сновидений.
Разбудил его пронзительный крик петуха и вкусный, щекочущий ноздри запах домашней еды. Он приоткрыл один глаз: в печи весело потрескивали поленья, к нему спиной стояла бабушка, что-то готовила. Она будто почувствовала, что внук уже не спит, обернулась. Все то же доброе и ласковое лицо, испещренный глубокими морщинами лоб, та же чуть-чуть уставшая улыбка.
- Вставай, лежебока. Блины уже почти готовы.
- Ба, еще десять минуточек, - сладко зевнул Илья.
- Я сказала, просыпайся, чертов лентяй! – голос звенел агрессивной сталью. Вместо доброго бабушкиного лица не него жутко скалилась чья-то морда, словно вылепленная из потекшего пластилина.
Илья дико закричал, подскочил на кровати, широко распахнув глаза и… Проснулся. Причем, судя по всему, проснулся он от собственного же крика. Сердце бешено колотилось, готовясь пробить грудную клетку, дыхание напоминало работу кузнечного меха. Голова соображала очень медленно. Постепенно до него дошло, что это всего лишь сон. Конечно, ну какая может быть бабушка, если она давно умерла. Да и о крике петуха не могло быть и речи. Ближайшая живность в соседней деревне.
Илья опустил ноги с кровати. Раздался противный хруст. Он медленно поднял ногу, скосил глаза вниз и брезгливо сморщился. Таракан. Вернее, то, что от него осталось. Откуда он мог тут взяться? Сколько себя помнил, Илья ни разу не встречал этих насекомых в деревне. Мухи, комары, пауки, пчелы, муравьи, даже клещи – этого всегда было в избытке. Но тараканы? Он всегда искренне полагал, что это все же более городские насекомые. К тому же этот был очень крупным и вряд ли уступал по размеру своему мадагаскарскому сородичу. Илья брезгливо отодвинул ногу.
Теперь придется менять носки, а эти потом отправлять в стирку. Кстати, следует проверить, исправен ли колодец. Он, конечно, взял с собой пару бутылок воды, но на этом далеко не уедешь. И еще газ. Насколько он помнил, у бабушки всегда имелся в запасе газовый баллон, подключенный к старенькой плите на веранде. Готовила же она в печи только по утрам и в то время, когда было холодно. Или же если хотела чем-нибудь побаловать любимого внука.
Илья тяжело вздохнул – сколько же всего требуется переделать, чтобы вернуть дому родной, а главное, жилой вид? Работать придется не день и не два, но оно, пожалуй, того стоит. Чем плохо иногда побыть в дали от шумного, суетливого и гнетущего города. Природа, речка, воздух – живи и радуйся. Правда, от визита в соседнюю деревню не отвертишься. Запас продуктов имеет свойство заканчиваться, а на голодный желудок потом особо не нарадуешься окружающим пейзажам. Ближайший магазинчик, естественно, находился именно в соседней деревне. И желательно совершить этот визит с самого утра, пока еще нет сильной жары. Да и потом можно смело заниматься своими делами, зная, что нет необходимости на что-то отвлекаться.
Около печки Илья остановился. Что-то ему показалось странным, выбивающимся из общей картины. Некоторое время он стоял, пытаясь понять, что же именно его насторожило. Потом дошло – от печки явственно тянуло теплом. Что за ерунда? Он дотронулся до печной заслонки. Да, так и есть, металл оказался теплым. Недоверчиво хмыкнув, он отодвинул заслонку в сторону, осторожно протянул руку к золе. Ну слава богу, показалось! Зола на ощупь была холодной и слежавшейся. В печи точно уже очень давно не разводили огонь.
Разом повеселев и начав насвистывать незатейливый мотив, парень закинул на плечо пустую сумку и бодро направился к выходу. Вот только на выходе его бодрость и улетучилась. В самых дверях он вновь влетел лицом в паутину. Отдирая тонкие липкие нити, он никак не мог зять в толк, откуда за ночь появилась такая же густая паучья сеть, как и вчера. Тем более, что самого паука он смахнул подальше от насиженного места. Впрочем, заморачиваться проблемой появления паутины совершенно не хотелось. Вот вернется – тогда можно будет заняться этим вплотную.
Лямка сумки тяжело оттягивала плечо. Закупился он, как ему казалось, качественно и надолго. Насколько это вообще было возможно в обычном сельском магазинчике. Деликатесов тут, понятное дело, отродясь не водилось, но самого необходимого оказалось в достатке.
Уже почти выйдя за территорию деревни, парень услышал, как его кто-то окрикнул по имени. На лавочке у крайнего дома сидел дедушка лет под восемьдесят и близоруко щурился на него из-под приставленной ко лбу ладони. Лицо деда показалось смутно знакомым, но, как Илья не силился, вспомнить так и не сумел.
- Ильюшка, ты что ли? – несмотря на возраст голос старика звучал твердо и уверенно.
- Да, я, - коротко ответил парень, не зная, что говорить дальше.
- Не признал что ли? – засмеялся дед. – Не мудрено. Столько годков прошло уже. Дед Толя я. Вы у меня еще с пацанвой клубнику воровать любили, потому что хата с краю и убегать удобно было.
И Илья вспомнил: и деда Толю, и клубнику, и горящую огнем задницу после того, как бабушка от всей души прошлась по ней крапивой. Он потом еще долго на клубнику даже смотреть не мог.
Посидели, поговорили о том, о сем, припоминая всякие курьезные случаи из прошлого. Словно между прочим дед полюбопытствовал, каким ветром Илью занесло в их края, ведь времени-то прошло немало. Парень честно признался, что в деревню его потянуло ни с того, ни с сего. Как будто какая-то невидимая сила заставила, хотя изначально ехать он никуда и не собирался. Дед Толя нахмурился, от чего стал похож на высохший гриб, достал из кармана штанов самокрутку, долго раскуривал. Сделав несколько затяжек, наконец, заговорил:
- Знаешь, внучок, иногда надо прислушиваться к голосу внутри. Раз не хотелось ехать, то и не следовало бы. А долго тут пробыть собрался-то?
- Ну, пока я здесь только второй день, но, кажется, задержусь. Пока дом в божеский вид приведу, так это не меньше недели пройдет.
- Второй день? – дед чуть не выронил самокрутку изо рта. – Стало быть, ночевал уже. Вот мой тебе совет, внучок. Нечего, как говорится, былое ворошить. Стоит эта хата, так пусть себе и дальше стоит, догнивает. Отжила она уже свое вместе с бабкой твоей. Так что забирай ты оттуда свои вещички да чеши в город поскорее. Брошенные дома-то они злые становятся и не любят, когда живые их покой нарушают.
- Да ладно тебе, дед Толь, - парень махнул рукой, не придавая значения глупым байкам. – Ерунда это все.
- С мое поживи, а уж потом и говори, что ерунда, а что нет. В общем, смотри сам. Мое дело предупредить.
- Спасибо, дед Толь, - парень поднялся, пожал сухую стариковскую ладонь, покрытую твердыми мозолями, и направился в сторону дома. Когда тот скрылся, дед поднял глаза к небу, долго смотрел в безоблачную голубую высь. Потом тихо прошептал:
— В сказках — добро всегда побеждает. Во всех добрых сказках добро побеждает зло, потому что оно - доброе и бесхитростное. А чё, пришло и победило, делов-то? А потом, дети вырастают и удивляются, почему в жизни всё по-другому? Нет, в жизни, чтобы победить настоящее зло, надо быть ещё злее, ещё хитрее и ещё коварней. Хочешь упрятать злого учителя физкультуры за решетку? Нужно стать ещё хуже него. Превзойти его, дабы он и за решеткой не забывал тобой восхищаться. Это борьба, это пять по физкультуре, это от трёх до пяти с конфискацией… Помашите ему ручкой - он нас заметил… Прощай! Не забывай нас, парнушник грязный! — злорадно говорил Валера, наблюдавший за тем, как учителя физкультуры, под белы ручки, выводят из дома сотрудники правоохранительных органов.
— Но ты ведь понимаешь, что это не поможет? — прошептала Марина. — Днём они могут сколько угодно притворяться людьми и соблюдать законы, но ночью они снова станут страшилами. Эльвира спасёт их. Мы теперь это знаем.
— Да, чё она там спасёт… — презрительно сморщил нос Кипятков. — Двух искалеченных инвалидов. И не забывай: ночью наш храбрый рыцарь сломал их не только морально, но и во всех позициях. Бедные, несчастные, изнасилованные страшилы будут по ночам болеть энурезом и биться в истерике лишь при одном упоминании его имени…
— Прекрати, опять начинаешь впадать в свою болтливую ересь, — недовольным голосом проворчал хмурый Денис.
— Может, уже пойдём? — предложила Полина, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. — Мы же хотели посмотреть, как будут арестовывать Божену?
Кипятков ахнул и посмотрел на часы.
— Бежим! У нас десять минут! Марина - руку!
Воронина подала ему свою руку и они побежали по улице.
— А мы? — ревниво посмотрела на Макарова староста. Денису очень не хотелось куда-то бежать. Ему, вообще, после этой ночи не хотелось лишний раз шевелиться, но он переборол свою боль и покорно протянул ей свою руку.
Нужно отдать должное доброму волшебнику, он позаботился обо всём и, в результате его гиперактивной деятельности, милиция приехала арестовывать учителей в разное время. Валера не спал с прошлого вечера и этого было достаточно для того, чтобы завалить анонимками и доносами все культурные, просветительские, административные и надзорные учреждения города Сосновска. Он даже в центральную библиотеку умудрился послать письмо, где первыми словами были — “Довожу до вашего сведения…”
РОНО, партком, прокуратура, милиция, СЭС, пожарная часть и многие другие, до кого дотянулись его длинные руки. При этом, он умудрился не поставить в известность директоров школ, где работали дневные страшилы, породив таким образом ещё большую панику и смятение. Одни начали звонить другим, вторые третьим; два директора и один завуч были доведены до слёз и седых волос, и только самую малость не успели добежать до инфаркта. А на столе у прокурора - фотографии, где трое малолетних пионеров распивают алкоголь без всякого контроля и присмотра со стороны взрослых. А у инспектора по делам несовершеннолетних лежит ябеда, в которой ученик, Бякин Трезор Трезорыч, в красках и эмоциях расписывает, как он приобрёл у учителя физкультуры цветную картинку с голой тётей и, что у этого учителя покупают все, потому как это “здоровски” и надёжнее, чем подглядывать за тётями в общественной бане.
Казалось бы, ерунда.
Чьи-то детские шалости, но, когда вокруг столько слухов и все друг друга спрашивают, обмениваются впечатлениями и записками, а тут ещё и учителя куда-то пропали. Представляете? Бабушкин и Римская позвонили рано утром и предупредили, что берут отгул за свой счёт по семейным обстоятельствам. И вот, все звонят суетятся, в отделение милиции принимают пачку цветных картинок, найденных юными тимуровцами неподалёку от дома, где проживал физрук. Наверное художники уронили. Заберите, пожалуйста. А тут ещё в райисполком позвонил какой-то малолетний фантомас (он так и представился) аж самому Михаилу Петровичу и в грубой, нецензурной форме, заплетающимся языком рассказал всё, что он думает про власть, про коммунизм и про Михаила Петровича в частности. Этот малолетний пиз…(вырезано цензурой) — буквально изнасиловал ухо важного человека через телефонную трубку и пообещал, что каждый день будет покупать самогон у Божены Римской, а вы все — черти кривозадые! Понял — нет?
Шутки шутками, а такое никто бы не стерпел.
Михаил Петрович немедленно позвонил в милицию, где потребовал в кратчайшие сроки найти и покарать малолетнюю пьяницу, желательно ремнём и в присутствии её родителей. А как эту пьяницу найти, если оно с телефона-автомата звонило? Сначала на вокзале, потом в центре города, а потом возле поликлиники и у рынка. Ищи его — свищи его, тем более, что пьяница сама проявилась, но чуть позднее: после консультации прокурора и товарища полковника по поводу фотографий о распитии подростками неких напитков на фоне самогонного аппарата. Едва только полковник успокоил прокурора и обнадёжил, что самогоноварение в городе на строгом учёте, а к Божене направят участкового, как ему тут же позвонил фантомас и пообещал сжечь отделение. Полковник выпучил было глаза, а наглый фантомас не унимался — он обещал проколоть все шины у служебных автомобилей, а окна отделения закидать навозом и оружием пролетариата… Понял — нет? Тьфу тебе прямо в трубку - мент позорный! Это те, за Божену!
Полковник - людей созывать, искать учительницу химии, а ему снова звонки… Оказывается Бабушкин, слышали? Не физкультурой занимается на уроках, а самым настоящим развратом. Да. Картиночки сомнительного содержания продаёт, даааа. А всех симпатичных и несовершеннолетних девочек подсаживает не на канат, а к себе на колени. Кто говорит? Да, все говорят! Иди, спустись в дежурку, там пионеры целый килограмм компромата притараканили…. Это я тебе, как аноним, говорю… Нет, не фантомас. Нет. Всего доброго.
Телефон не умолкал. Звонил и звонил. Звонили из РОНО, звонили из школ, звонили из детских садов - там произошла страшная диверсия: кто-то подбросил на детскую площадку самую настоящую порнографию и теперь дети задают неудобные вопросы воспитателям! Спасите! Это дело злостного извращенца Бабушкина! Караул!
Но, пожалуй, хлеще всех, в отделении отметилась технический работник из третьей школы, она прибежала в милицию с фотографией самогонного аппарата, возле которого трое неизвестных распивали подозрительные напитки. “Спасите! Помогите! Воры! Вы хоть знаете, чья это была самогонка, а чей аппарат? Это - мой! То есть не мой, а Божены — она наша химичка! Всех детей в школе спаивает! Вот доказательства! Я этот аппарат, где хочешь с закрытыми глазами узнаю!”
Да, но как так получилось, что Валера организовал милиции чёткое расписание: кого первым брать? Это навсегда останется загадкой. Да и какая разница? Главное, что школьники вовремя успели прибежать к дому учительницы и вдоволь полюбовались на её арест.
Божена выглядела подавленной и испуганной, но всё же выглядела, как человек. Её, расстрёпанную, выводили в одном халате, и кто-то из милиционеров, сжалившись, набросил ей на плечи свою шинель.
— Выглядит всё, конечно… Я понимаю, что она - страшила, но мне её почему-то жаль… Всё это так неправильно, — прокомментировала ситуацию Полина. Валера и Денис, подпиравшие своими спинами забор, посмотрели на неё с недоумением.
— Жалеть страшилу? — удивился Денис.
— Так ведь…Баба, — оправдал старосту добрый волшебник.
— Сам ты - баба! Всё успел сделать: и техничку обокрасть, и самогона попробовать, — Денис немедленно вступился за честь своей старосты.
— Неправда!
— И хоккеистов споил. Я же знаю, ты один не любишь, а вас там, как раз, трое и было. Всё по твоим понятиям: трое в водке, не считая стакана, — продолжал Денис.
— А вот это, совсем уж, неправда!
— Да ты сам мне фотки показывал! А обещал. А какие слова говорил красивые…”Не трону тело Кипяткова, не оскверню, не посрамлю Отечество”, а я, когда очнулся, сразу унюхал — разит! От тебя так сивухой разило, что птицы в небе на лету захлёбывались!
— Так, а ну-ка, отойдём за угол на пару слов! — взбесился Валера.
— С удовольствием, сударь! — согласился Денис, деловито снимая с себя рваные варежки.
— Мальчики, прекратите! — попыталась их образумить Полина.
— Нет уж - шиш! А вы тут постойте. Мы щас поговорим и вернёмся, — упёрся Валера.
— Ага, но обратно с разбитым носом вернётся только один, — зловещим голосом пообещал Денис.
Демонстративно играя плечами и поправляя шапки, они отошли за угол и, встав возле ледяной горки, затеяли перепалку:
— Я не пил! У меня есть свидетели! — шипел Валера.
— Не пил? Украл несколько тонн самогона и ни грамма не выпил? Да ты сам-то веришь своим словам? — возмущался Денис.
— На нас страшила напал. Мы защищались!
— Ага, и ты плеснул в него самогоном, а заодно и в себя, ну чтоб за компанию!
— Ну, почти, — смутился Валера, но тут же опомнился и перешёл в наступление. — Да у тебя самого - рыло в пуху! Чем ты там с Маринкой в типографии занимался? У меня сто свидетелей, что ты у неё на коленях побывал. И это, при живой-то старосте? Блудня малолетняя! Постыдился бы - года твои не те, по коленкам прыгать!
— По каким коленкам? — ахнул Денис.
— О! А ты и не помнишь? Вон, как тебе понравилось, что ты аж на радостях память потерял! А тебя все видели! Я, значит, бегу его спасать, у всех клюшки наголо. Прибегаем, а он у неё на коленках… И жмурится, главное… Привыкает. Только Полька… бедная, невинная девочка до сих пор не в курсе. А давай я ей расскажу, а чего? Сегодня одни коленки, завтра другие, а потом скажут, что Макаров - ногощуп! Чё, зассал? Краснеешь уже? Погодь-погодь: щас я тебя так стукну, что ты станешь фиолетовым, в крапинку. Эй, Поля — а ну иди сюда! Ща, я тебе такое расскажу!!!
— Мальчики, мне так приятно, когда обсуждают мои коленки, — прошептала Воронина. Она возникла будто из-под земли, очутившись как раз между спорщиками. Валера и Денис замолчали и принялись сконфуженно озираться. Денис заметил, спешащую к ним, старосту и смутился ещё сильнее, но добрый волшебник, как обычно, всех спас.
— А тебе не кажется, что она - ведьма? — спросил он товарища и положил руку на плечо девочки.
— Ещё как, кажется, — пробурчал Денис. — Я много раз тебе говорил.
— А что мы делаем с ведьмами? — уточнил Валера.
— Подлежит ликвидации, — сверкнул глазами Денис.
— Эй, вы что? Вы чего? — Марина вопросительно переводила взгляд с одного школьника на другого.
— Третий - лишний, Мариночка. Прости, но таковы наши обычаи, — наклонившись, прошептал ей на ухо Валера и бессовестно столкнул девочку в сугроб.
— Запомни: никогда не встревай в дуэль между мальчиками, — похохатывая, говорил добрый волшебник. — А сейчас, мы устроим снежную инквизицию. Скатаем из ведьмы снеговика. Уважаемый коллега, приготовьте пыточные инструменты. Нам потребуется ведро и морковка…
— Не надо!
— Ах, ты гад! На - тебе!
Валера кубарем полетел в сугроб.
— И тебе! Тоже мне кавалер, за девочку заступиться не может.
Валера не успел оглянуться и потому, его всего лишь толкнули с разбегу, а вот Денис очень даже успел. А ещё, он успел горько пожалеть о своём решении оглянуться; тяжёлый портфель старосты поймал его страстным апперкотом, поцеловал в подбородок и никелированная пряжка зацепила ни в чём не повинный нос.
— Ой! Денечка, прости, тебе больно? — испугалась Полина, увидев, как мальчик ползает в снегу и прижимает к лицу ледышку. Ну, конечно же, кровь. Снег оросило кровью, а подлый Кипятков вовсе и не подумал сдаваться.
— Наших бьют! — закричал он. — Кровь за кровь! Снег за снег! На тебе, в лоб снежком!
Полина попыталась закрыться портфелем, но снежок прилетел ей в ухо.
— Ай! Дурак! Ты обещал в другое место! — жалобно вскрикнула она и запрыгала на одной ножке — Деня! Пожалей меня. Мне за шиворот попало. Стукни Кипяткова, пожалуйста.
— Сейчас, я помогу, — вытирая рукавом кровавые сопли, Макаров бросился к ней на помощь.
— Фу! Не подходи, ты весь в соплях! Погоди, сначала тебе нужно самому лицо вытереть! — попятилась от него староста. В её руке появился чистый носовой платочек и она занялась Макаровым.
— Вот и всё, конфликт исчерпан, — с этими словами Валера вытащил из сугроба Воронину и принялся её отряхивать.
— Балбес! Как тебе не стыдно? — стуча зубами, ругалась девочка.
— Вы так холодны со мной, мадемуазель, но это ничего, я вас согрею, — усмехался в ответ рыжий негодник.
— Я насквозь промокла. Насквозь!
— Тогда придётся сушиться собственным паром. Айда, кататься! — предложил он и побежал первым на ледяную горку.
Он своим примером показывал, как надо кататься, смеялся, шутил, и потихоньку к нему присоединились остальные. А потом, пришли другие дети, совершенно незнакомые. Валера тут же объявил, что горка — неприступная крепость, все должны играть в “Царь горы”, и проигравших будут сбрасывать с горки. Всем такая игра очень понравилась, и буквально через полчаса у пустой горки началась настоящая баталия. Играло человек пятьдесят. Мальчики, девочки и даже одна старушка, в которую нечаянно запульнули снежком. Смеялась Полина, улыбался Денис, а раскрасневшаяся Марина Воронина с трудом уволокла в сторону, увлекшегося игрой, Валеру.
— Мы должны ему рассказать о том, что произошло ночью, — шептала она, кивая в сторону Макарова.
— Про то, что он укокошил Сеню? Нельзя, беда будет, — отказался великий вождь.
— Но ведь он вспомнит. И будет беда.
— Согласен. Беда случится в любом случае, просто доверься моему опыту. Где мы, там беда. Такая у нас репутация.
— Эльвира будет нам мстить. Мы, буквально, разрушили её планы, — предупредила Марина.
— Тем лучше. Я позабочусь о ней, а ты позаботься о том, как нам получить доступ к Дому культуры, — шепнул ей на ухо Кипятков, а затем страдальчески вздохнул.
— Эх, нам ещё в Дом пионеров надо, а ещё я отцу обещал, что зайду к нему на работу.
— А зачем? Я про отца? — уточнила Марина.
— Да, понимаешь, всегда мечтал поближе познакомиться с работой сварщика. Слышала, про сварку аргоном?
— Слышала.
— Во. Я посмотреть хочу. Хоть глазком. Короче, пойду прямо сейчас, — решил Валера и добавил:
— А ты, вон тех голубков, за ухо и в Дом пионеров. Думаю, что вы и без меня справитесь с агитацией.
*****
Ближе к вечеру в Доме пионеров собрались школьники со всего города. Самые боевые и причастные к тайнам сидели в центре зала, а новички и любопытные расселись по углам. Не все из них верили, некоторые пришли просто за компанию послушать дураков и идиотов. Школьники из других школ так и просто хихикали над первой школой — чё им, больше всех надо? Мы чё, рыжие? На страшил охотиться? Ага, щас. Миша Островский, выступавший за главного, краснел и хрипел. Он уже успел сорвать голос и собирался покарать физически особенно недоверчивых школьников. Денис в основном молчал, он тоже был не любитель разговаривать. Марина была уверена в себе, но её никто не воспринимал всерьёз — слишком тихо она шептала. И, когда Мишу сменила Полина, решительная и дерзкая, то провокаторы из соседних школ её буквально подняли на смех. Пятиклассники из первой школы растерянно переглядывались Ситуация складывалась, такая себе… Кто-то уже начал предлагать разойтись и собраться через неделю заново, но тут в зал, будто буря, ворвался Кипятков и буквально с порога начал угрожать отщепенцам и сомневающимся:
— Что такое!? — кричал он, забираясь на сцену. — Мы вас, значит, спасли от дневных, а вы нам помогать не хотите? Моя хата с краю — ничего не знаю? Зато — я знаю! Я всё про вас знаю, про все ваши страхи и сомнения. Можете уходить! Можете проваливать! Только знайте, когда мы победим, а мы обязательно победим, потому что пионеры - лучшие, вас всех, будут называть - отстойниками и позорниками! Снимайте пионерские галстуки и звездуйте отсюда — с этого момента, вы - страшильи подстилки. Когда вас будут за ноги волочить с кровати, не забывайте своё звание и не забывайте его повторять. Когда вас подстерегут в темноте, радуйтесь, ведь вы были избраны стать страшильим обедом! Когда очередная тварь нападёт на вас из зеркала, ликуйте! Чё, набычились? Драться со мной хотите? А почему не со страшилой? Потому что вам страшно? Ха-ха! У нас оружие, у нас подготовленные специалисты, у нас методы охоты и передовой опыт, а у вас что? Хата с краю? Никто никуда не уйдёт — мы решим здесь и сейчас. Если вы за страшил, значит, вы их пособники, значит, каждый из вас причастен к похищениям и убийствам детей… Ну так что же? Кто тут временные? Слазь — кончилось ваше время…
— Лять! — ахнул Денис. — Кажется, сейчас будет драка.
— Согласен, но, сейчас, именно тот случай, когда я безумно рад, что на стороне Кипяткова, — мрачно улыбнулся Миша Островский и начал засучивать рукава.
Традиционная поддержка авторов с оригинальным материалом
@MamaLada - скоровские истории. У неё телеграмм. Заходите в телеграмм.
@sairuscool - Писатель фентези. И учредитель литературного конкурса.
@MorGott - Не проходите мимо, такого вы больше нигде не прочитаете.
@AnchelChe - И тысячи слов не хватит чтобы описать тяжёлый труд больничного клоуна
Учитель вернулся в квартиру, лёг в кровать и начал ждать возвращения сына. Ожидание было томным и мучительным. В голове проносились фотографии пропавших детей, вспышками вырисовывались ужасающие картинки того, как Степан уводит с собой девочек. Денис Михайлович переворачивался с боку на бок, в попытках прогнать гнетущие мысли. Проскрежетал ключ входной двери, и он почувствовал, как его сковал ужас.
Ему ярко представилось, как Степа открывает дверь в квартиру, и, внезапно, его наполнило ощущение, что он больше не в состоянии выносить это бесконечное мучение. Учитель тихо поднялся с кровати, и, стараясь не шуметь, выглянул из комнаты. Его сын держал в руках сверток.
- А ты чего здесь? - прошептал отец.
- Пап, ты чего не спишь? - в голосе Степана улавливался испуг.
- Проснулся от шума. Что это у тебя в руках?
- Да так ничего. В гараж ходил, взял кое-что.
- Покажи, - Денис Михайлович решительно подошел к сыну.
- Ну на, - Степка протянул сверток. Глава семьи трясущимися руками развернул его.
-Так это же дрель! - радостно воскликнул отец.
-Да, а ты что думал? Наркотики, - со смехом произнёс Стёпа.
-Нет, ничего, - учитель вернул инструмент сыну.
Вернувшись в кровать,преподаватель почувствовал, как его колотит. Страх постепенно начал отпускать. Денис Михайлович ощутил сильную усталость и желание провалиться в сон.
Утро выдалось чрезвычайно морозным, учитель не мог себя заставить вылезти из-под тёплого одеяла, но навязчивый будильник напоминал, что нужно идти на работу. Денис Михайлович чувствовал себя обессиленным. Но тут он услышал шаги в прихожей и резко вскочил. Его посетила мысль, что пока сын будет на учебе, нужно сходить в гараж и убедиться в том, что все его страхи- лишь фантазии. Он подошел к двери комнаты и прислушался. В ванную кто-то зашел. Вот он - шанс. Педагог прокрался к рюкзаку сына, и начал в нем искать ключ от гаража. Он помнил что должна быть целая связка с жёлтым брелоком в виде цыплёнка. Его рука нащупала что-то похожее. Учитель выудил ключи и заулыбался. "Они", - подумал Денис Михайлович.
Быстрым движением он запихнул находку в карман халата и убежал к себе в комнату.
Отец дождался, пока сын покинет квартиру, и позвонил в школу что бы сообщить о том, что приболел и не сможет вести уроки. Когда он одевался, одна мысль не давала ему покоя. Что Стёпка заметит пропажу.
Денис Михайлович бежал в сторону гаражей, периодически подскальзываясь на дороге, встречные прохожие смотрели на него в недоумении. Это и понятно, так как, в двадцатиградусный мороз человек бежит с распахнутой курткой, без шапки и ошалелым взглядом.
Замок не поддавался, замерзшие пальцы обжигались о ледяной металл, но, наконец-то, ключ провернулся. Учитель замер, выдохнул и распахнул дверь гаража. Глаза не сразу привыкли к темноте, но по памяти учитель смог найти выключатель. Помещение залило ярким светом. У Дениса Михайловича появились круги перед глазами. Он не сразу смог проморгаться, что вызывало у него злость. Когда же он смог осмотреться,то ничего не увидел. Коробки со знакомыми до боли вещами, вещами его жены. Банки с заготовками, инструменты, коляска, накрытая брезентом. Он прошелся по гаражу, но, ничего необычного не попадалось. Странное ощущение посетило его. Разочарование. Учитель сильно удивился сам себе, и, взглянув на пол, увидел люк. Он и забыл, что в гараже была этадверца. Когда-то давно они в подполе хранили овощи. Но уже долгое время не закупались таким количеством запасов, которые бы требовали складирования. Денис Михайлович подошёл к кольцу на крышке люка и потянул его. Дверца легко поддалась и с грохотом упала на пол. Учитель посмотрел вниз. Ничего было не разобрать, тогда он принял решение спуститься по лестнице.
В подполе было невообразимо холодно и темно. Денис Михайлович включил фонарик на телефоне и осветил узкое пространство. И на него обрушилась волна ужаса, заставившая его онеметь. Одна из стен была увешана листовками с пропавшими девочками. Их было явно более пяти, он насчитал одиннадцать. Просмотрел все листки и уселся на пол. Со стены на него взирали лица маленьких светловолосых девочек. "Стёпа, что же ты наделал?" - Денис Михайлович разрыдался в голос. Неизвестно, сколько времени он провел в этом подполе, но когда он попытался подняться с пола, почувствовал как у него затекли ноги. Преодолев себя, он встал и ещё раз посмотрел на фотографии. Учитель направлялся к лестнице, когда услышал шорох. Он обернулся и направил свет фонарика на источник шума, звук повторился. В углу находился деревянный ящик, запертый на амбарный замок. Денис Михайлович подошел к нему и прислушался. Что-то ударило из ящика по крышке с такой силой, что та приподнялась и опять с грохотом захлопнулась.
-Что это? - тихопрошептал учитель.
То, что находилось внутри ящика начало метаться изнутри и издавать скулящие звуки.
"О господи, он собаку запер. Сейчас-сейчас, милая, потерпи", - учитель начал подбирать ключи из связки и один подошел.
Снял амбарный замок, поднял крышку ящика. Сначала ему не удавалось разглядеть животное, тогда он посветил фонариком. На него уставились два глаза, вначале ему показалось, что морда у собаки вытянута, но приглядевшись, он понял, что она больше напоминает акулью голову чёрного цвета. Денис Михайлович попятился от ящика, но продолжил светить фонариком. Широченная оскаленная пасть с сотней зубов высунулась из короба. Потом появилась лапа, в свете фонаря блеснули когти, потом показалась вторая. Существо выпрямилось в человеческий рост. Оно было покрыто черно-синей переливающейся чешуей, нижние конечности представляли из себя две мускулистые ноги, а верхние - огромные когтистые лапы. Акулья морда уставилась на Дениса Михайловича, рыкнула и исчезла. Учитель закричал от ужаса, начал ползать по полу и оглядываться и светить фонариком.
- Пап, это ты там? - откуда-то сверху раздался голос Стёпы.
- Сынок! Сын! - глава семейства начал карабкаться по лестнице.
- Ты чего здесь делал? - Степан обеспокоено заглянул в подпол.
- Я видел! Видел это!
- Ты ящик открыл?!
- Да, я решил, что ты там запер собаку.
- Зачем вообще ты сюда попёрся?! - Стёпа бегал по гаражу хватая себя за волосы.
- Я решил, что ты похищаешь девочек.
- Что? Ты с ума совсем сошел?!
- Стёпа, ты странно себя вел. Я проследил за тобой ночью и видел, что ты в гараж пришёл, - оправдывался отец.
- Ты все испортил! Ты даже не представляешь, что ты наделал! - кричал сын.
- Прости меня. Прости, сынок, - учитель закрыл лицо руками и заплакал.
- Оно пропало? Исчезло?
- Да, - всхлипывая ответил Денис Михайлович.
- Прекрасно, блин.
- А что это такое? И откуда это в нашем гараже?
- Так, ладно. Если уж ты всё равно видел, то поехали, - Стёпа захлопнул крышку люка.
- Куда?
- Куда-куда. По дороге расскажу, - сын потащил отца за ворот куртки из гаража.
Они выбежали на улицу, Степа судорожно начал кому-то звонить. Денис Михайлович внимательно смотрел на сына, не понимая что происходит.
- Тох, привет. У нас проблема. Акула сбежала. Как-как, каком к верху! Буду у тебя через двадцать минут, - Стёпа сбросил вызов, посмотрел на отца и открыл приложение вызова такси.
Дорогие мои! Я все никак не могу остановиться) Выкладываю на ваш суд очередной эпилог, на этот раз написанный в соавторстве с замечательным художником Николаем Геллером. Любители аудиокниг знакомы с ним по атмосферному оформлению работ на канале «Некрофос».
Это был мой первый опыт совместного творчества, и мне безумно понравилось! Идеи Николая, наконец, закрыли мой гештальт, а рука художника, которая проявилась в особом, образном стиле письма расцветила смрадное кладбище еще большим смрадом, а безнадежный, болотистый распадок еще большей безнадегой!
Этот финал, в каком-то смысле, является отдельным небольшим рассказом, но я, наконец, не кривя душой, могу констатировать: он мне нравится!
Итак….
Некротур. Эпилог.
Обалденная обложка от Николая Геллера!
Сигарета обожгла палец, по горлу ударило горьким. Сознание Михаила Степановича резко вынырнуло из омута дремотной задумчивости. Откинув окурок, он осмотрелся. Небо застилала серая пелена, тучи то и дело меняли форму, наливаясь свинцом. Верхушки деревьев царапали небосвод, будто лезвием водили по чему-то живому, норовя ткнуть и пустить кровь.
- Михал Степаныч, пора может? Вон, зверье-то побежало - из-за спины послышался голос охранника, который тоже смотрел на лес.
- Сейчас, как только дождь пойдет, будем выдвигаться, - Михаил Степанович запустил руки в карман камуфляжного костюма, вынул коричневую пачку сигарет, вытолкнул одну щелчком по упаковке, чиркнул несколько раз зажигалкой и закурил, снова погружаясь в свои мысли и буровя взглядом лес.
И небо, будто вторя его словам, оросило землю сначала мелкими брызгами, будто забавляясь, а потом вода хлынула стеной.
Охранник Саша не хотел выходить из теплого салона внедорожника, печка приятно согревала, убаюкивала, и он то и дело клевал носом. Михаил Степанович выскакивал на улицу, курил, всматривался в лес, смотрел на небо, плевал со злостью на землю и возвращался в машину.
В этот раз все шло будто не по плану, воды и еды почти не осталось, буханка хлеба и ноль пять минералки доверия не внушали…
Каждый год одно и то же. Сотрудники корпорации уже привыкли к июльскому отпуску шефа и ждали его, как манны небесной. С наступлением лета обычно сдержанный и доброжелательный начальник начинал проявлять все признаки тревоги и беспокойства. Становился раздражительным и гневливым, от чего сотрудники старались как можно реже попадаться ему на глаза. Каждый видел, что за агрессией скрываются неуверенность и страх, но к чему они относятся – было не понятно, ибо фирма вот уже долгие годы процветала и разрасталась филиалами, как метастазами, по всей стране.
Разве что старший охранник с позывным Шах, которого шеф брал с собой в отпуск, что-то знал. Приезжали они в совершенно разном настроении. Шеф сиял, как медный таз, и щедро одаривал всех сотрудников крупными премиями. В глазах его светились сдержанное торжество, гордость и какое-то почти болезненное облегчение.
Через несколько дней он созывал Совет директоров и отдавал ряд распоряжений, которые почти всегда были нелогичны, крайне авантюрны, а порой граничили с финансовым самоубийством. Но ни разу Михаил Степаныч не ошибся, словно обладал каким-то тайным знанием.
Чего только Саша не наслушался в кулуарах, где не одну неделю велись тайные пересуды. И про машину времени, и про личного оракула, и про прямую линию с самим Господом Богом…
Шах же, наоборот… Обычно полнокровный и круглолицый, по возвращении он словно терял десяток лет жизни. Похудевший, сгорбленный. Тусклые глаза затравленно глядели из-под усыпанных перхотью бровей, а в руках появлялась пикантная дрожь. Казалось, он прошел войну, а не съездил с шефом в отпуск…
А в этом году Шах не выдержал и за месяц до очередного «отпуска» уволился. Время он, конечно, выбрал неудачное, если учесть, что Степаныч уже давно пребывал в своем обычном «летнем» состоянии – злющий, растерянный и… напуганный. Секретаршу потом отпаивали коньяком, и она, стуча зубами о край рюмки, сообщила, что уверена была, что без кровопролития не обойдется. Но обошлось.
А Шах предложил себе замену – Сашку, и парень никак не мог определиться – радоваться нежданному повышению и открывающимся новым возможностям или от греха последовать примеру Шаха…
Хер знает, почему он тебя выбрал, но, видимо, потенциал разглядел, - Михаил Степанович расхаживал по кабинету, держа в руках бумагу и ручку, и с оскорбительным сомнением зыркал на Сашку, - Мне главное, чтобы ты язык за зубами держал и тягости и невзгоды без нытья переносил. Вот тебе спецдоговор на такие поездки. Считай, это тур такой по просторам Урала. Задача у тебя одна – сопровождать меня и следить, чтобы недруги наши меня не щелкнули.
Он сунул ручку и договор Саше.
«Разглашение любых сведений, полученных во время Турпохода, строго запрещено. В случае разглашения Исполнитель будет подвергнут карательным мерам в зависимости от тяжести понесенного Заказчиком ущерба. Меры остаются на усмотрение Заказчика»
Сашка поколебался и поставил в конце Договора свою размашистую роспись. Карательные меры – звучало грозно, но разглашать он ничего не планировал. Дурак он что ли? Распустить язык и лишиться тепленького местечка рядом с шефом. Кроме того, сумма гонорара за неделю работы превышала его обычный годовой заработок. Припомнился пышный шаховский особняк, битком набитый крутой техникой, новенький Додж Рэм, бассейн размером с футбольное поле. Все это стоило того, чтобы раз в год потерпеть «трудности и невзгоды», какими бы они не были…
…
Он приоткрыл глаза. Печка жарила так, что на лбу появились капельки пота. Парень покрутил печное колесико и немного опустил окно, но в салон тут же ворвалась влага, капли дождя ударили по лицу. Саша поежился и вдруг увидел лицо начальника за стеклом.
Тот стоял под проливным дождем. Бледный, с крепко стиснутыми челюстями, с потемневшим, застывшим в сумраке лицом. Степаныч мотнул головой, указывая, что пора идти.
Саша торопливо и даже радостно засуетился. Вынужденное безделье его порядком утомило. Он заглушил двигатель, схватил с соседнего сидения рюкзак, натянул капюшон дождевика, хлопнул напоследок по кобуре на поясе и нырнул во влажную мглу.
Ночь поглотила небосвод незаметно, дождь в лесу был не такой сильный, благо, кроны деревьев брали удар на себя. Ботинки то и дело вязли в глине и цеплялись за корни растений. Михаил Степанович вел за собой, словно следуя каким-то особым ориентирам. Порой безо всякой логики он вдруг сходил с тропы и продирался в метре от нее через чашу. Порой застревал на одном месте, долго водя хороводы вокруг мокрых берез, и так же внезапно продолжал путь. Сашка, чуть ли не падая, хватался за ветки и уже рассек себе ладонь, от чего та противно отзывалась болью на холод и влагу. Моментами казалось, что из-за деревьев кто-то наблюдает, так и сверлит взглядом, будто еще мгновение и из сумрака возникнет фигура, от вида которой Сашка потеряет сознание, провалится в грязь, под землю, где его непременно опутают корни, и черви будут грызть его изнутри.
Дальше аккуратнее иди - река разлилась, оступишься - в болото провалишься, - еле слышно проговорил начальник, - А наебнешься - вытаскивать не буду. Палку вон отломи.
Они спустились с холма, и под ногами тут же сильнее захлюпало. Саша, словно щупом, тыкнул палкой в грязевую мяшу, и чуть не повалился вперед. Грунта не было, была только похожая на жидкую манную кашу, жижа, которую разбавила вода, и дальше, туда, к просвету меж деревьев воды становилось всё больше.
Михал Степаныч! - окрикнул идущего впереди Сашка, - А как же мы назад то, затопит же все!
Не ори, дубина, - зло прошипел начальник - сейчас все сделаем, по утру выйдем другой тропой. Топай быстрее.
Примерно через час пути дождь прекратился, уступая место лесному безмолвию. Когда тучи окончательно расступились, а небо рассыпалось огоньками звезд, из густой мглы, отливая серебром, выплыла луна. Шеф забирался все больше в низину, и Сашка, с трудом выдирая ноги из жидкой глины, насторожился, вдруг почувствовав жуткий смрад. Словно где-то рядом в ночном лесу располагался скотомогильник.
«Пиздец, поход» - подумалось ему. Вот он, весь вымокший, с изрезанными руками и лицом, голодный и погибающий от жажды, тащится в смрадной глуши не понятно куда и зачем. Парень конечно знал, что у богатых свои причуды, но не настолько же! Честно говоря, изначально он предполагал, что шеф посещает какой-нибудь закрытый и тайный частный клуб для толстосумов. Едва оперившиеся девчонки, мальчишки с усыпанными блестками ягодицами… Но, похоже, у Михаила Степановича были куда более извращенные… фантазии.
Дышать становилось всё труднее, и Саша периодически задерживал дыхание, от вони кружилась голова. Видимо, у начальника проблема такая отсутствовала - от курения обоняние было не таким чутким.
- Михал Степаныч, вы бы тише что ли шли, а то я рюкзак тащу, скользко, передохнем может? - Сашка остановился, оперся на палку и стянув кепку с головы задышал в нее, пытаясь отгородиться от удушающей вони. Увидев эту картину, Михаил остановился, измерил охранника презрительным взглядом и, развернувшись, двинулся дальше.
- Тише! – прошипел он вдруг и присел, махнув Сашке рукой. Тот тут же послушно пригнулся. Впереди, среди мелколесья, мелькали огоньки, слышались приглушенные голоса, - Эти сходили уже, а мы еще тащимся… Ну, тем и лучше.
Начальник снова закурил, держа сигарету так, чтобы дыма было меньше. Курил нервно и быстро, а когда огни отдалились и потухли, бычок полетел в вонючую воду.
- Идем, еще пара метров и…
Саша, услужливо зашагал быстрее, но вдруг правый ботинок предательски заскользил, ноги разъехались, и парень полетел в овраг, сшибая кусты. Руки пытались зацепится за ветки и корни, но те выскальзывали, больно обжигая руки. Через мгновение Саша врезался головой во что-то твердое, в глазах почернело, и он отключился.
Сознание вернулось так же быстро, как и пропало - от ударов ладонью по лицу. Открыв глаза, парень понял, что лежит в воде, от чего тут же задергался в попытках подняться.
Пиздец, придурок – над ним стоял Михаил Степанович - Ты нахуя упал? Ты сдохнешь теперь! Воды хлебнул? Хлебнул? Конечно, ты же в ней валяешься! Крест башкой своей снес.
Саша встал, голова гудела, в глазах чудились белые мошки, в ушах звенело. Какой еще крест? Когда глаза привыкли к мраку, он увидел и сдавленно замычал…
Мы куда… куда идем то? – губы у него тряслись, - Пришли куда вернее? Что за хуета?
- Не ори только. Кладбище это мое. Личное, - Михаил глухо кашлянул в кулак, - Эти своих чуть дальше, в лесу закапывают. А я тут – в сторонке. Все равно никакой разницы, где хоронить. Воды всюду полно. А тут и овраг хороший, совсем небольшой ямки хватает. Говнецом сверху присыпать, чтобы какая беспокойная душа не наткнулась – и порядок. Ну, крест еще… для ориентира.
Шеф без особых усилий выдернул из топкой почвы грубо сколоченный крест, о который Сашка и приложился недавно, и рассеянно отбросил.
- Что стоишь?
- А чего… делать то? – Сашка изо всех сил старался говорить ровно, но губы плясали, а голос дрожал и ломался, как у школьника.
- Копай.
- Могилу?
- Ага.
На язык просились какие-то веские, мудрые слова, способные немедленно отрезвить бесноватого шефа и не допустить ограбления трупов, но он несколько секунд только беспомощно открывал и закрывал рот, а потом из него донеслось робкое:
- Лопату бы…
- Не нужна тебе лопата. Говорю же, тут ямка символическая, ветками приваленная. Руками справишься. Быстрей, светать скоро начнет, - Михаил забрался немного вверх по откосу, выбрал место посуше, присел и вдруг вспомнил, - Проверь комп! Если вдруг замочил, я тебя самого…
Сашка трясущимися руками достал кейс, а из него – планшет в прорезиненном чехле. Ткнул грязным пальцем в кнопку, и экран послушно отозвался бледным светом. Михаил удовлетворенно кивнул и закурил, щурясь на своего охранника.
Пытаясь справиться с паникой и примириться с неизбежным, Сашка прикрыл глаза и облизнул пересохшие губы. Вспомнил Шаховский особняк и красавицу-любовницу, и сейф, битком набитый зелеными купюрами… Мысленно вымарал оттуда бывшего коллегу и пристроил себя самого. Ради такого…
Он опустился на колени в стоячую, тухлую воду и принялся лихорадочно раскидывать ветки, а потом запустил трясущиеся пальцы вглубь и стал выгребать смрадную жижу. Вскоре его пальцы нащупали что-то твердое и одновременно мягкое и он едва не завизжал.
- Добрался? – спросил сверху Михаил, - Вытаскивай её на склон.
Пытаясь думать только об особняке, Сашка зажмурился, ухватил труп за скользкую штанину и поволок его из ямы. Жидкая глина громко чмокнула, нехотя отпуская свое имущество, и через несколько секунд Сашка, дрожа и всхлипывая, лежал рядом с трупом на крутом откосе.
- Молодец, Сашок! – слышался возбужденный голос рядом, - Шах в тебе не ошибся. Но про договор помни. Если хоть звук кто от тебя услышит, лично тебе кишки выпущу. Понял?
Саша хотел кивнуть, но сил не было даже на это.
- Хорош отдыхать, - Михаил Степанович закряхтел рядом, явно ворочая труп, - Бери планшет и записывай. Все записывай до последнего слова, понял?
О чем это он? Что записывать? Сашка нехотя открыл глаза и тут же завыл, пытаясь отползти. Рядом сидел шеф, пристроив на коленях чудовищно разложившийся труп. Торчащие ребра, остатки груди висели куском жира, волосы колтунами свисали на плечи, руки - сгнившие и мокрые, будто замаринованные - оканчивались птичьими когтями. Виднеющийся за сползающими ошметками кожи череп показывал посмертную улыбку, оголяя зубы, глазных яблок и носа не было вовсе, а из глазниц исторгались струи чёрной воды. Было даже не понятно, мужчина это или женщина. Но не вид трупа поверг Сашку в состояние первобытного, слезливого ужаса, а то, что тот явно пытался что-то сказать. Нижняя челюсть ходила ходуном, сухожилия на скулах сжимались и расправлялись, изо рта вдруг выполз похожий на чудовищного черного слизняка язык.
- …Сухое бы…. - послышался шепот. Еддва слышный, похожий на шелест сухой травы на осеннем лугу, но Саше и такого хватило, чтобы растерять остатки разума. Нет! Не может такого быть! В этом овраге возможны только два голоса – его и шефа. Третьего не дано!
Принес, принес тебе сено сухое. Целый стог, там, наверху! Ты только на вопросы ответь и уложу тебя в него! - лебезил мягким голосом Михаил Степанович, а затем повернулся к Саше и гаркнул, - Записывай, дурень!
Ощущая в голове невероятные пустоту и покой, Сашка сел и включил планшет.
Вопросов было много, и Михаил Степанович потоком сыпал их на запрокинутое к нему сгнившее лицо.
Как будут держаться валюты, акции, будут ли мировые катастрофы, как можно свалить конкурентов, и кто из конкурентов попробует свалить его самого… Саша стучал по экрану планшета, записывая цифры и буквы, слышал знакомые фамилии банкиров, министров, других власть-имущих.
Вдруг кишки сжало, желудок скрутило спазмом и он, едва успев зажать рот рукой, проблевался. Через несколько секунд он посмотрел на руку, та была в маслянистой черной жиже и… крови.
Это увидел и Михаил Степанович, и выражение его лица быстро и неуловимо сменилось от беспокойства до вины, а потом от вины – до безразличия. Он посмотрел на наручные часы, затем на небо, а потом резанул взглядом по Саше. Небрежно оттолкнув от себя мертвеца, он встал и подошел к парню. А тот, почувствовав в животе очередной спазм, отключился.
…
Придя в себя Саша попробовал пошевелить руками, но те оказались плотно зафиксированы, по всей видимости, веревкой. Спина затекла, перед глазами стояли ботинки Михаила Степановича, заляпанные грязью и черной жижей.
Вот невезуха Сашок, а? - он присел рядом на корточки и вздохнул, - Да ладно, невезуха… Я ж знал, что этим все закончится, потому и не стал больше никого с собой брать. Про это место мне Шах ведь и рассказал. Он тут когда-то целый год прожил среди местных, все выбраться не мог. Местные своих мертвяков каждый год закапывают, а те им потом на вопросы отвечают. На любые! И только правду. Шаху пришлось тоже кой-кого прикопать прямо в этом овраге, чтобы ответы получить. А потом мне рассказал. Доброе дело хотел сделать. Я ведь тогда на грани банкротства был…
С тех пор и мотались с ним сюда. Шах бичей и шлюх всяких искал, мы их сюда везли, закапывали, а через год возвращались за ответами. Вот только последние годы у него крыша начала ехать. Все говорил, что снятся они ему, ответов на собственные вопросы требуют. Я уж понимал, что он скоро сольётся, но не думал, что вместо себя он подсунет мне такого доходягу, как ты.. Что ж, хоть на что-то сгодишься.
Михаил поднялся, и Сашка снова мог видеть только грязные ботинки.
- Увидимся, в общем. Ты хороший парень, и ничего личного, но… Чисто подстраховка. Я ведь понятия не имею, что у вас с Шахом были …, - он хихикнул, - За шахер-махеры. Может, он честно в тебя поверил, а, может, и решил оставить после себя шныря… В следующий раз сам и расскажешь. Интересно все-таки…
Ботинки пропали из поля видимости, а потом Сашка почувствовал тычок в ребра и скатился в овраг, точнехонько в ту самую неглубокую яму. Он даже не пытался сопротивляться, находясь в бреду и пуская ртом черную пену.
- Понял, почему я тебя с собой взял? Только так обратную тропу будет видно. В последнюю ночь нужно оставить в земле живое тело, тогда эта земля тебя отпустит.
Сознание то возвращалось, то снова уходило на глубину, будто рыба. Саша открыл глаза. Смрад становился уже чем-то привычным, словно заменив собой кислород. Темнота поглотила все вокруг. Голова гудела, боль скручивала тело судорогами, кишки распирало и выворачивало, но все это уже ощущалось нормой, словно так и должно быть.
У уха что-то хрустнуло, парень с трудом повернул голову и увидел, что лежит рядом с трупом, с которым говорил Михаил Степанович. По щеке что-то ударило, сначала влажной ветошью, а затем будто камни посыпались на лицо. Из последних сил Саша посмотрел наверх. В предрассветных сумерках появилась фигура Михаила Степановича с большой охапкой гнилого валежника. Он подмигнул Сашке и аккуратно уложил ветки ему на лицо.
***
Тропа петляла, то спускаясь к оврагу, то вновь поднимаясь. Ночь, будто знала, что скоро ее время пройдет, вереском окутывала землю, деревья, воду.
Ботинки увязали в грязи, тело ныло, холод рассекал кожу. В этом году Михаил сильно задержался. Выйти бы сейчас. Каждую секунду он боялся, что одному ему ведомые ориентиры вдруг пропадут, вытесненные из распадка подступающим рассветом. И что тогда? Толкаться здесь целый год? Ну, уж нет! Он прибавил шагу, с неудовольствием отметив, что в этом году «тропа» проходит по сельскому кладбищу. Отвратительное место. Но делать нечего – коли сойдешь с тропы, то обратно уже не вернешься…
Он устало опустил голову, отмечая где-то на периферии зрения редкие гнилые кресты, и вдруг остановился. Показалось? Галлюцинации начались от вони и бессонной ночи? Да нет же, вон там, за деревьями, кто-то копошится. Неужто кто-то из местных так припозднился?
Он усмехнулся про себя и двинулся дальше. Ветка под ногой хрустнула и над краем могилы тут же возникло напуганное до смерти и совершенно безумное лицо, заросшее густой бородой.
Михаил мгновенно выхватил пистолет и поймал бородача в прицел. Глаза того широко раскрылись, наливаясь неверием и… счастьем?
- Ты не местный! Не местный! – он с трудом выполз из обваливающейся могилы и, оскальзываясь, побежал к Михаилу.
- Стой, дурак! – крикнул Михаил, - И лопату брось!
Лопата тут же послушно выпала из рук. Да и не лопата вовсе, а кое-как заточенный огрызок металла, напоминающий кусок автомобильного крыла.
- Вы… я выйти пытаюсь! Боже! – несся из кудлатой бороды захлебывающий, срывающийся на писк голос, - Ты знаешь, как?!
- Кто ты? – уже более спокойно спросил Михаил, когда мужчина, облаченный в какие-то отрепья, приблизился. Широко раскрытые глаза, туго обтягивающая череп кожа, борода росла клочками, сальные патлы падали на плечи, а под носом на грязных усах запеклась кровь.
Глина под ним поползла, и он едва не обрушился в одну из пустующих могил, но Михаил успел удержать его за запястье.
- Целый год! Год! – заорал мужик и горько разрыдался.
- А тут чем занят? – спросил Михаил, цепко оглядывая парня. Тот вдруг сник, глаза забегали.
- Ла-адно! – протянул Михаил Степанович и похлопал парня по плечу, - Не говори ничего. Тебя как звать то?
- Ма…ма…ксим…, - заикаясь, прохрипел тот.
Значит, слушай, Максимка. Я тебе рюкзак оставляю свой, там термос есть, вещи теплые. Планируешь тут дальше кичиться - твое дело. Я отсюда ухожу. Если совсем еще не одичал - можешь идти за мной, но только быстро. До трассы докину, дальше сам вертись, усек? - Михаил Степанович в очередной раз глянул на небо. Тучи были такие же густые, но мрак ночи отступал. Он скинул рюкзак в грязь, расстегнул его и достал планшет и зиплок с ключами от машины. Затем подтолкнул его ногой к оборванцу и зашагал дальше.
- Мне… достать ее надо… Тут… девушка моя лежит. Умерла весной…, - послышалось сзади.
- Не успеешь уже. Солнце встанет - хер выйдешь отсюда, будешь гнить еще год, - не оглядываясь, ответил он.
Тропинка с горбатого холма плавно перешла в лесную чащу, поплутала среди деревьев, обернулась вокруг пня. Михаил явно ходил кругами. В лесу не было видно не зги из-за плотных крон деревьев, смыкающихся где-то наверху. Тропа снова сделала петлю, и снова тот же пень, снова то дерево с кривым стволом и бурыми листьями. Неужели прозевал рассвет?! Неужели не успел?!
Паника плеснула в горло желчью, и Михаил, позабыв про тропу, бросился вперед, не разбирая дороги.
Ветки деревьев хлестали по лицу, вот одна ударила в глаз и через мгновение появилось размытое пятно, а затем пространство вовсе залилось алым. Кустарники царапали ноги через штаны, Михаил запнулся, ботинок слетел, и в пятку тут же что-то воткнулось, засаднило, обдало жаром. Он бросил ботинок, ринулся вперед, уже почти не видя ничего впереди и ни на что не надеясь.
Внезапно он вывалился на залитую рассветным солнцем полянку, где его дожидался внедорожник. Солнце еще не успело нагреть кузов и капли дождя стекали по черному корпусу. Капли дождя, который несет свежесть и прохладу, а не гниль и смрад.
Михаил Степанович дохромал до автомобиля, клацнул по брелоку, открывая двери, и забрался внутрь. Несколько минут он потратил на то, чтобы унять сотрясающую его дрожь, а потом нервно хохотнул. Вырвался! А ведь на минуту ему показалось… Он достал из бардачка сухую пачку и закурил, опуская стекло. Дым вскружил голову, но это головокружение принесло облегчение.
Он завел двигатель, включил передачу и вдруг застыл, увидев за деревьями суматошно петляющего давешнего оборванца.
Етить твою, Максимка, - выругался Михаил, открыл дверь и проорал - Сюда давай, поехали!
***
Машина мчала по трассе, иногда наезжая на лужи и задорно окатывая придорожную траву дождевой водой. В салоне грела печь, мягко пищало радио, вещая последние известия в мире. Вот впереди показался синий указатель с надписью, указывающий близлежащий населенный пункт. Около него Михаил затормозил и повернулся к пассажиру, который с видом счастливого идиота, разглядывал окрестности.
- Ну, как и обещал – довез. Дальше сам. Вон, иди в деревню, там полиция, скорая. В дурку определят, наверное. А меня забудь. И все что было с тобой - лучше тоже забудь, - с этими словами водитель перевалился через соседнее сиденье, щелкнул ручку и открыл дверцу.
Спасибо, - пробормотал парень и, выйдя, остановился на обочине. На нем был один из старых походных костюмов Михаила, плечи зябко кутались в одеяло.
Дверь захлопнулась, двигатель взревел, и внедорожник унесся вперёд. В зеркало было видно, как одинокая, растерянная фигурка отдаляется, исчезает за горизонтом, растворяется в лучах рассвета. Водитель перевел взгляд на дорогу и тихо произнёс: