Хариус идёт на нерест
После зимовки в реке Омолон,весной хариус поднимается по протоке Шаманиха в реку Уляган на нерест.
После зимовки в реке Омолон,весной хариус поднимается по протоке Шаманиха в реку Уляган на нерест.
Я родился 18 октября 1918 года в с. Заборовка Сызранского уезда Самарской губернии. Родился в большой крестьянской семье, у меня было две сестры и пять братьев.
Родители до дня коллективизации занимались сельским хозяйством, имели свое подворье и участок. Были середняками, в хозяйстве имелась лошадь, корова и овечки. Затем мы переехали в новый поселок. Дело в том, что наше село было очень большое, а по крестьянскому укладу сыновья отделяются при женитьбе и заводят свои семьи. Так что близлежащей к селу земли всем желающим не хватало, поэтому многие селяне решили отселиться из Заборовки и перебраться на расположенные поблизости земли. Где-то в 8 километрах от старого села нашли удобное место для строительства поселков, рядом находились лес и луга, протекала большая речка Сызранка, кроме того, недалеко проходила железная дорога и располагалась железнодорожная станция Репьевка Сердобского района Пензенской области.
Крестьяне отселялись в четыре небольших пункта, и практически все они расположились возле станции Репьевка. Наша семья переехала в пос. Куропаткино, вскоре началась коллективизация, в ходе которой все 4 поселка объединились в один колхоз «Большевик». Причем я четко помню, как мы разбирали и перевозили на новое место наш дом, он считался очень хорошим и добротным. Иначе и быть не могло, ведь семья была большая. После создания колхоза было принято решение об открытии в нашем поселке начальной школы. Естественно, в Куропаткино подходящего здания не было, поэтому нас в доме немного потеснили и организовали классную комнату, куда приехала педагог Анастасия Степановна Дорофеева, учительница первая моя. Причем она сразу обучала две-три группы, ведь они были небольшие. Причем в школу стали ходить дети из всех поселков.
Закончил 7 классов в 1934-м году, в этом же году поступил в Сызранский сельскохозяйственный техникум, на втором курсе которого тяжело заболел малярией. В то время на Волге была массовая инфекция, и тогда многие из учащихся заболели. Когда меня лечили, то врач отцу посоветовал отвезти меня в деревню и усиленно кормить, иного пути победить болезнь не было. Правда, еще он мне сделал какие-то уколы. Я в деревню приехал и остался там на год, в итоге благодаря питанию и заботе родителей малярия отступила. После выздоровления пошел в 9-й класс все той же Заборовской средней школы. Затем перешел в 10-й класс в сентябре 1938 года, и тут мне подошло 20 лет, я должен был попасть в призыв, ведь в то время в армию брали двадцатилетних ребят, а не восемнадцатилетних, как сейчас. Взяли на учет в военкомате, и я твердо решил идти в армию.
В то время была серьезная международная обстановка с Японией, я любил читать газеты, ведь радио и телевидения у нас в селе не было, а в газетах постоянно писали о хасанских событиях на советско-японской границе. И самый большой героизм в ходе конфликта проявили пограничники. Когда меня пригласили в военкомат, то сначала предложили дать отсрочку, раз я учусь в 10-м классе. Но я наотрез отказался, только попросил направить меня в пограничные войска. И уже 10 октября 1938 года меня призвали в армию и направили в Ленинград.
В те времена пограничные войска подчинялись наркомату внутренних дел. И меня после 3-хмесячных курсов молодого бойца сразу зачислили в школу младшего начальствующего состава (МНС), т.е. в сержантскую школу, как окончившего 9 классов. Тогда редко встречалось образование в 7 классов, а уж 9 или 10 классов – это была очень большая редкость. Девять месяцев я проучился, причем часть стояла в Семеновских казармах возле Зимнего Дворца. Учили нас командовать отделением. Что интересно – нам выдали обмундирование, и нужно было пометить шинель и гимнастерку буквами «МНС» - а я написал свои инициалы М.Н.С. – Михаил Николаевич Сидоров. Курсанты узнали это дело, и вскоре у меня появилось прозвище МНС.
Шла учеба, сначала мы стояли на зимних квартирах недалеко от Ленинграда, где-то в 30 километрах, а потом был организован летний лагерь поблизости от ст. Васкелово Ленинградской области, недалеко, километрах в двух или трех. Это была железнодорожная ветка, которая вела в Финляндию. Мы установили там палатки, и уже где-то 1 или 2 сентября 1939 года нас подняли по тревоге. Мы тогда находились на стрельбище, и очень быстро вернулись в лагерь. Только мы притопали, сразу же прозвучала команда: «Сдать оружие и патроны!» Мы все сдали, взяли свои вещи и направились на ст. Васкелово. Пришли туда, и электричкой прибыли в свои Семеновские казармы. Там нас оперативно накормили обедом и отправили назад на вокзал, где посадили в пассажирский поезд «Ленинград-Шепетовка». Тут мы поняли, что двигаться будем в Украину, т.к. Шепетовка находилась недалеко от старой границы Советского Союза с Польшей.
Когда мы ехали, я спросил командира, мол, зачем нас отправили в Украину, а он мне ответил: «К чему тебе это знать?! Не положено такие вопросы задавать!» В итоге мы попали в г. Славуту, где находился недавно переброшенный сюда 22-й пограничный отряд, который охранял старую границу, проходившую по Днестру.
Мы приехали в этот отряд, и на основе наших кадров пограничное командование начало формировать новый 94-й пограничный отряд. Я получил под команду отделение пограничников 6-й пограничной заставы 2-й комендатуры. Начальником заставы был старший лейтенант Теренко, а его заместителем по строевой подготовке стал старший лейтенант, фамилию забыл, призванный из запаса. 17 сентября 1939 года начался поход Красной армии в Западную Украину. Поэтому нас и сформировали для того, чтобы мы вышли на новую государственную границу и взяли ее под охрану. А 22-й пограничный отряд пока оставался на старой границе.
17 сентября нас подняли в ружье часа в три ночи, и перед нами выступил младший лейтенант Василенко, замполит 6-й заставы. Он говорил следующее: «В 5 часов утра Красная Армия перейдет границу с Польшей и пойдет на запад с целью освобождения исконных советских земель – Западной Украины и Белоруссии». Только тут мы и узнали, для чего нас сюда направили. В 5-00 утра мы пошли вслед за войсками на польскую территорию. Правда, в отличие от пехоты мы не двигались пешком, нас посадили в эшелон на ст. Шепетовка и в нем мы ехали до Львова. Перед этим городом эшелон вдруг почему-то остановился, и когда мы спешились, то увидели, что впереди был взорван мост. Далее все заставы начали самостоятельно выдвигаться к границе, уже по карте начальник заставы Теренко нас вывел к месту назначения. Шли ночью, дождь был, везде грязь. А в целом польские войска нам не сопротивлялись.
Пришли мы на новую границу, уже с фашистской Германией. Встречает здесь нас командир кавалерийского полка, и говорит: «Ну вот, пограничники, Я вас ждал как мать родную. Вам охранять государственную границу, а свой полк я отвожу в тыл». На этом для нас освободительный поход и закончился.
Условий на новой границе, конечно, не было никаких, к счастью, мы попали в старую каменную заставу, оставшуюся еще от штаба пограничной стражи польской. Там я впервые начал нести пограничную службу, ходил в наряды, учил солдат.
- Сколько солдат было в отделении?
- 12 пограничников, включая меня, командира отделения. Мы все были вооружены винтовками, автоматов не было. На границу с собой каждый брал еще по 2 гранаты и по 90 патронов, это в обычный наряд. Если переходили на усиленную охрану, то выдавали по 120 патронов.
В первые месяцы моей пограничной службы на новой границе как раз работала смешанная государственная советско-немецкая комиссия, которая определяла новую пограничную линию. В состав комиссии входили и юристы, и дипломаты, и пограничное начальство, и топографы. Тут же работали и саперы – с нашей стороны взвод, и с немецкой – аналогичное по численности соединение. Проходили пограничную линию, члены комиссии договаривались между собой, и наносили точные координаты границы на советскую и немецкую схему. После этого саперы устанавливали советский пограничный столб, а немцы – свой, примерно в 3-4 метрах от нашего. Мне пришлось примерно с неделю, пока комиссия проходила по нашему участку, охранять эту группу. Что интересно, я еще тогда подумал и обсудил этот момент со своими солдатами – советские саперы ставили подготовленный столб с гербом СССР, утвержденным Конституцией, все чин по чину, а немцы тут же пилили дерево, обтесывали его и наспех ставили с табличкой. Поэтому у меня возникла такая мысль: «А немцы-то ставят свои столбы временно!» Честное слово, действительно была подобная мысль. А тут через полтора года началась Великая Отечественная война.
Пограничная служба была довольно тяжелой, потому что граница располагалась в карпатских лесах, пограничная линия была не оборудована, контроль полосы не был налажен, и, что самое главное, не было пограничной связи, да и между заставами связь осуществлялась чисто символически через посыльных. Когда с нарядом ночью идешь на границу, то можешь использовать максимум ракетно-сигнальную связь, и все. Проводной связи, как обычно, не имелось, потому что не было специальных проводов погрансвязи, к которым можно в любое время присоединить через розетку телефонную трубку, и установить связь с заставой. Раций же в наряды не выдавали. Прослужил я на новой границе до марта 1940 года. А тут снова посмотрели на девятиклассное образование, и, практически не спрашивая меня, отправили в пограничное училище. Причина заключалась в том, что тогда звучал лозунг: «Сталин и Гитлер – мир и дружба», и в погранвойсках больше опасались войны с милитаристской Японией. Я попал в Саратовское пограничное училище на кратковременную учебу, всего на 6 месяцев, тогда начали ускоренно готовить младших командиров, причем не только пограничников, но и пехотинцев .
По окончании училища мне присвоили звание «младший лейтенант пограничных войск». И весь наш выпуск был в полном составе направлен на Дальний Восток. Всего нас выпустили одну роту в составе трех взводов, т.е. около сотни мл. лейтенантов. Ехали мы очень долго, до Москвы добирались пассажирским поездом. И в столице на Северном вокзале (ныне – Ярославский вокзал) собралось очень много пограничников, все двигались на Дальний Восток. Это были выпускники Саратовского, Харьковского и Орджоникидзевского пограничных училищ. Мы примерно неделю сидели в Москве, причем по перрону ходили одни пограничники в зеленых фуражках. Сопровождающие нас командиры сильно ругались с железнодорожным начальством, но те только руками разводили и объясняли, что все никак нет подходящих составов. Ведь тогда ходил три раза в неделю единственный пассажирский поезд «Москва-Владивосток», в котором были старые и маленькие вагончики, а билеты раскупались заранее. В итоге выяснилось, что на вокзале формировался товарный поезд с переселенцами, который назывался «Скорый и Веселый». Комендант вокзала поставил прямо в центр этого состава 4 или 5 пассажирских вагонов для пограничников и всех нас туда поселили. Месяц поезд добирался до Владивостока. Где-то он бежал быстро, не останавливался, а где-то стоял по дню, а то и больше.
В итоге мы добрались во Владивосток и нас всех сразу же записали в Приморский пограничный округ. Штаб округа располагался прямо в городе. Меня назначили заместителем начальника пограничной заставы «Узкая» 69-го пограничного отряда, который дислоцировался в пос. Комиссарово Приморского края. По сути, это был гарнизонный поселок отряда, располагавшийся недалеко от границы. Так что я нес службу уже в новой должности. Тут же я и женился, и здесь же меня застала война.
- Японцы нарушали пограничный контроль?
- Очень часто. Правда, наша застава не задерживала нарушителей, а другие заставы, было дело, задерживали. Вообще же очень японцы вели себя агрессивно. Мы в светлое время на границе не показывались – обязательно обстреляют. Даже был издан приказ начальника погранотряда о том, чтобы вблизи границы не появляться без надобности в светлое время суток. Причем наряды на границу мы также высылали затемно. Опасно было, нужно всегда быть внимательным и осторожным.
- Как вы узнали о начале Великой Отечественной войны?
- Прослушали объявление по радио и выступление Молотова, это было около 12-00 по московскому времени. Мы ждали, что Япония также вот-вот пойдет на нас войной. Все заставы перевели на усиленный режим охраны границы. Но, к счастью, японцы так и не рискнули напасть на Советский Союз. Уроки Хасана и Халкин-Гола не прошли для них даром.
Шла война, и буквально на второй неделе после 22 июня пригласили меня в штаб пограничного округа во Владивосток. Начальник отдела кадров подполковник Кузнецов начал со мной беседовать, и сказал, что меня назначают помощником начальника заставы на открывающейся заставе на о. Ратманова, который находится в Беринговом проливе напротив Аляски. Как выяснилось, этот остров никогда не охранялся, там не было пограничников, и сейчас советское правительство приняло решение взять этот остров под охрану. В конце Кузнецов мне говорит: «Мы посылаем туда только холостяков». Я объяснил, что женат, а в личном деле просто не успели зарегистрировать этот факт. Кузнецов потребовал оставить жену, а в это время как раз началась эвакуация семей пограничников – их отправляли в тыл от японской границы. Он предложил ее также отправить. Но я отказался наотрез и сказал, что заберу жену с собой на заставу. В итоге кадровик сдался. Короче, жена со мной поехала.
Прямо во Владивостоке наши саперы очень быстро построили шестикомнатное здание заставы из дерева, а также склад и баню. Все это в разобранном виде 17 июля 1941 года было погружено на пароход «Волхов». Застава была поставлена на три года – и мы получили на весь этот срок и одежду, и питание, и оружие.
Почему решили открыть заставу? В 4 160 метрах от о. Ратманова расположен остров Малый Диомид, или остров Крузенштерна, а наш остров назывался по картам Большой Диомид. Дело в том, что уже в первые недели и месяцы войны все западные советские морские торговые порты были заблокированы немцами или находились под опасностью воздушных ударов. Поэтому советское правительство надеялось, что основной путь помощи от вероятных союзников в борьбе с фашистской Германией – США и Великобритании, пройдет через Берингов пролив по Тихому океану.
Вскоре добрались мы до острова, собрали здания, и 6 ноября 1941 года застава начала функционировать – в этот день первый наряд вышел на границу. Начали жить армейской жизнью.
И действительно, вскоре пошли большие караваны, а мы наблюдали за этим из специально построенного наблюдательного пункта. В конце 1941 года начали своим ходом идти группы самолетов по 100 единиц с Аляски. Они летели в сторону Петропавловска-Камчатского, откуда их отправляли во Владивосток, и уже оттуда - на фронт. А морских судов с грузами шло очень и очень много. Однажды мы наблюдали интересную картину – идет судно, а на палубе стоят паровозы, очень много. А так в основном шли военные грузы и продовольствие.
- Каков был состав заставы на острове Ратманова?
- 12 человек. Начальник заставы – Иван Христофорович Шишкин, я, его помощник, командир отделения сержант Пастухов, радист Степанов, повар Казанцев, фельдшер-акушер Стариков. Остальные солдаты имели разные специальности: к примеру, Белов был плотником, Цыганов – техником-строителем, Сухарев на все руки мастер, и столяр и слесарь, Майский был печником. Всего 10 солдат и 2 командира, а также моя жена Маргарита Дмитриевна, а наша дочь Алла, появившаяся на свет 1 января 1942 года, стала первой русской девочкой, родившейся на о. Ратманова.
- На фотографиях заставы вы стоите с ездовыми собаками. Сколько их было на заставе?
- Мало, всего 5 или 6 собак. Но нам хватало, ведь территория острова небольшая, в длину примерно 9 км, а в ширину – около 5 км. Везде скалистые берега, а самая высокая точка острова – это гора Крыша.
- Каковы были задачи пограничной заставы?
- Вести наблюдение за американским островом, в том числе выходить ночью в наряды. Но главным образом мы вели наблюдение за движением судов в проливе и должны были доложить в случае каких-либо эксцессов. К счастью, нам не пришлось о таком докладывать. Мы имели радиосвязь с комендатурой, которая стояла в бухте Лаврентия на Чукотке. Затем мы держали связь с уполномоченным Государственного комитета обороны по морским перевозкам, выдающимся исследователем Арктики, дважды Героем Советского Союза Иваном Дмитриевичем Папаниным. Он был представителем Сталина на Севере. Кстати, Папанин нас всегда благодарил за внимательность, потому что мы очень четко фиксировали движение судов по проливу.
- С американцами контакт поддерживали?
- На американском острове Малый Диомид военных не было. Хозяин острова жил в г. Ном, расположенном на полуострове Сьюард (Аляска), а его представителем на острове являлся священник. Он же одновременно был и учителем для детей местных эскимосов. В то время был разрешен свободный переход границы местным жителям Аляски и Чукотки – чукчам и эскимосам. Они зимой, когда пролив скалывался льдом, ходили друг другу в гости, а мы им не препятствовали. Надо отметить, что коренные жители с американской стороны выглядели по сравнению с нашими намного чище, они даже носили нательное белье. Кроме того, у многих из них на руках и шее блестело золото. У нас же на острове жило несколько семей эскимосов, которых выселили осенью 1941-го года, так что из мирного населения остались только 4 сотрудника Полярной станции. Мы построили заставу недалеко от них и очень дружили друг с другом.
Закончилась моя служба на острове в сентябре 1942-го года. К нам пришел пограничный катер и привез нового заместителя. Просто я был заместителем по строевой части, а привезли замполита. Меня отозвали в Петропавловск-Камчатский, где стоял 60-й пограничный отряд. Попутным транспортом на катере я с семьей добрался до бухты Лаврентия, потом ждали судна до Петропавловска. Шло большое грузовое судно «Ижора», шедшее из Америки, в трюмах которого стояли самолеты. Так и добрались до штаба, где мне сообщили, что я получил назначение на Восточное побережье Камчатки. А дальше произошел случай, в ходе которого я чуть было не погиб.
Комендатура тогда стояла в с. Корф Олюторского района, мне надо было прибыть туда. И как раз молодое пополнение пограничников было направлено на службу, человек около 40, я с семьей и еще 2 семьи офицеров моряков, которые также следовали в Корф в комендатуру. Баржа, на которой мы должны были направиться в Корф, стояла в Петропавловск-Камчатской бухте, а она, хотя и большая и очень удобная для кораблей, но весьма опасна из-за внезапных штормов.
Пограничный катер подвел баржу к пристани, пришвартовали ее и начал выгрузку грузов, чтобы затем мы смогли на нее сесть. Когда я посмотрел на баржу и пристань, то увидел, что висит веревочный трап, и у меня аж душа подскочила, как же семью туда погрузить. Четверо солдат во главе со старшиной быстро поднялись на борт баржи и начали башенной стрелой поднимать грузы. Семьи предполагалось также погрузить с помощью стрелы. Первой доставили с вещами жену офицера-моряка, подошла очередь моей жены, а она с ребенком замялась, дочь Алла не хотела садиться на стрелу, кричит. Я решил взойти на борт баржи и уже оттуда с помощью ремней и стрелы поднять жену с ребенком. Так что на борту находились старшина Литюк, четыре молодых пограничников, я и жена офицера-моряка. И вдруг, откуда ни возьмись, налетел штормовой ветер, дождь со снегом. Дни короткие, сразу стемнело, и тут баржу оторвало от пристани и потянуло в море. А катера, как назло, нет, он ушел в порт на базу. Нас стало мотать по воде, одежда еще летняя, я в фуражке и хромовых сапогах, все мы мгновенно продрогли до костей. Тут идет катер, мы начали кричать, но нас из-за ветра не услышали, и он прошел мимо. Я из пистолета ТТ выпустил всю обойму, но на катере так ничего и не услышали. Костер разжечь мы не смогли, а шторм усиливается, болтает все сильнее и сильнее. Хорошо одно – так получилось, что нас не вынесло в океан, а прибило к берегу. Потом я вижу бухту, начали нас искать прожекторами, видимо, наши уже сообщили в штаб, что людей унесло в море. И тут луч прожектора навели прямо на нас, и я разглядел берег и сильные волны вокруг. А я до этого по рассказам моряков научился, как выбрасываться на берег вместе с судном. Когда нас начало подбивать волнами ближе к суше, на прибрежную скалу вышел сторож. Оказалось, это была нефтебаза рыболовного колхоза. Он увидел баржу, дал сигнал и быстро собрался народ. Я говорю старшине: «Ищи топор, будем выбрасываться на берег вместе с баржой». Литюк быстро разыскал топор. Тем временем волны прибили нас еще ближе к берегу, тогда мы бросили носовой якорь, баржу сразу же развернуло кормой и по моей команде все бросились на корму. Старшине же я говорю: «Как только услышишь мою команду «Руби» сразу же руби якорный трос». Я смотрю, одна волна, вторая, нужно рубить на самую большую волну. Дождался, подошла самая большая, кричу: «Руби!» И нас, раз, и швырнуло на сушу. Все попрыгали на берег, а женщина не может, я ее за юбку схватил и быстро стащил. Здесь нас всех собрали, подбежал начальник нефтебазы, и мы отправились в административное здание, где нас обогрели, растерли тела спиртом и напоили горячим чаем. Доложился я по телефону начальнику погранотряда Филиппову, он спросил: «Все живы, все нормально?» Я ему отрапортовал, что все хорошо, и он приказал ждать до утра, только попросил директора базы устроить нас на ночлег. Переночевали, а утром подошел катер и забрал нас в город. Так вот и спаслись, а ведь в бухте были везде скалы.
Похожая история случилась в этой же бухте в тот же год, но закончилась она трагически. Где-то через месяц после описанных мною событий в бухте стоял пограничный военный корабль «Киров», и он спустил шестипарную шлюпку на веслах с экипажем в 12 моряков. Так же внезапно налетел сильный ветер, ее оторвало от корабля и унесло в море. Когда все стихло, кто-то из командиров приказал спустить другую шлюпку и пойти на розыск. Дело в том, что около бухты протекает река Авача с очень сильным течением, и когда она сталкивается с морем, получаются большие волны. Идет борьба морской и речной воды. И эта шлюпка как назло туда попала, трое моряков-пограничников как-то спаслись, а девять погибли. Их похоронили в Петропавловске-Камчатском.
Я же после спасения через 7 или 8 суток оказался в штабе 60-го пограничного отряда, где получил назначение начальником заставы на Восточном побережье Камчатки в с. Апука Олюторского района Камчатской области. Участок достался очень большой, морская граница, длиной около 200 км. Там находились советские рыбные предприятия – 2 крупных рыбных комбината и консервный завод, а также завод по производству крабовых консервов.
Война все шла, снабжали нас как пограничников неплохо. Кроме советских предприятий, были и японские заводы – они арендовали рыбные участки по договору с Советским Союзом о концессиях. Японцы ловили рыбу, перерабатывали ее и делали консервы. У меня на участке было 3 японских консервных завода и 2 базы по ловле рыбы и ее переработке. Они весной приходили на своих судах и привозили рабочих с переводчиками, кроме того, никогда не покупали советские материалы, а привозили с собой банки, соль и рыбачий инвентарь. Их рыбный флот всегда был под моим наблюдением и охраной. Все эти базы и заводы также охраняли мои пограничники. А когда они уходили на зиму и все закрывали, то я нанимал штатского сторожа, которому мы платили зарплату до нового прихода японцев. Кроме того, мы внимательно наблюдали, чтобы японцы не перебирали выделенную им квоту той рыбы, которую они имели право выловить, и не использовали при этом мелкоячеистые сети, куда может попасть молодняк.
Японские базы были разбросаны далеко друг от друга, а я передвигался между ними на катерах наших рыбаков, т.к. своего катера у нас, пограничников, не было. Японцев я принимал и всегда внимательно проверял документы, а когда они уходили, то осматривал их здания. И внимательно следил, сколько консервов или засоленной рыбы они с собой увозят.
- Японцы не присылали с рыбаками свою агентуру?
- Думаю, что да, но нам не удалось ее раскрыть. Когда японцы прибывали, к нам в комендатуру присылали из штаба отделение разведчиков, они все лето были с нами и следили за японцами. Один из них, капитан Федоров, время от времени приходил к японцам, он немножко знал язык, и вел разговоры. Однажды решил он одного из японцев завербовать, и ничего у него не получилось. Вызвал японца к нам, и все вел-вел в моем присутствии разговор в отдельном помещении. И когда дошел до того момента, что нужно дать подписку, как тут японец раз, и выпрыгнул в окно, бежит по территории и кричит: «Русский меня вербует! Русский меня вербует!» Кое-как потом удалось отбиться от начальства, скандал вышел нешуточный. Японцам же мы соврали, что Филиппов плохо говорит по-японски и его просто не поняли. А что еще нам оставалось делать?!
- Как поддерживались контакты между вашей заставой и штабом 60-го пограничного отряда?
- Единственный эффективный способ прибыть в штаб – это езда на нартах, узких длинных санях, предназначенных для езды на упряжках из собак. Особенно они выручали зимой. Нас приглашали в штаб комендатуры в пос. Тиличики, это административный центр Олюторского района. А чтобы туда добраться, нужно ехать нартами 7 или 8 суток, не меньше. И вот я зимой собирался и ехал.
Тогда один интересный случай произошел. В первый раз на своем участке я проехал без проводника, остановился в селе Нижние Пахачи, переночевал у председателя колхоза. На следующие сутки прибыл в Верхние Пахачи, в центре которых стояла усадьба оленеводческого совхоза. Теперь мне нужно было добраться до небольшого села Хаилино, а до него нужно ехать четверо суток. Ночлега нигде нет, только в тундре, дороги еще не знаю. Один я опасался ехать. Решил взять проводником местного жителя. Договорились, что он на своих собачках поедет, а я на своих. Когда председатель совхоза познакомил меня с проводником, я его называю по местным обычаям «приятель», а он мне говорил «начальник». Показал ему своих ездовых собачек, их у меня в упряжке было 10, хорошие, упитанные. Он посмотрел и сказал, что собачки хорошие, и мы сможем до Хаилино добраться за трое суток на таких прекрасных ездовых собачках. Причем так интересно сказал: «Три солнца спи, и ты будешь в Хаилино!» Ну ладно, перед этим я ему пообещал, что если он меня за трое суток доведет, то выдам 100 грамм спирта и табаку. Махорка выдавалась солдатам, а офицерам на Севере вручали трубочный табак «Золотое руно». Все местные жители, особенно женщины, очень любят курить трубку или жевать табак. И только потом я понял, какую совершил ошибку – проводник смекнул, что у меня есть спирт. Едем-едем, первая остановка, он говорит, мол, собачка устал, давай костер разводить и чай пить. Что интересно, чукчи очень быстро разводят костер – с одной спички. Специалисты в этом деле знатные. Смотрю, проводник едет впереди, время от времени соскакивает с нарт и собирает сухие веточки. В итоге остановились, разожгли костер, и я стал готовить чай. Проводник от чая отказался, попросил спирта, я ему налил стопку, причем они пьют его неразведенным. Только чайник вскипел и я стал его в кружку наливать, как он свернулся возле костра и спит. Потом еле-еле его растолкал, и мы поехали. Он усек про спирт, и всю дорогу остановки делал, якобы собачек жалел. И вдруг на третьи сутки уже темнеет, скоро, по идее, должно быть Хаилино, я его спрашиваю, когда же деревня будет. Проводник говорит: «Вот-вот, скоро Хаилино». И дорога проторенная идет, собачки бегут хорошо, как вдруг чукча поворачивает собак, командует «ках-ках», т.е. вправо, и мы залезли в какие-то заросли. Проехали минут пять или десять, и тут он заявляет: «Однако, начальник, мы заблудились». Как заблудились, думаю. Но он уперся и сказал, что будем спать. Спать, значит спать, начали костер разводить, а веток подходящих нет, только сырые, они шипят и не разгораются. К счастью, у меня в нартах был фанерный ящик, я его разломал, и тогда мы чай попили. Остатки спирта я ему вылил. Рассвет, поднимаюсь, проводник меня будит, и еще сидя в спальном мешке, я вижу невдалеке дым из труб. Морозное утро, дым поднимается очень спокойно. Оказалось, что Хаилино было совсем рядом. Я, конечно, на проводника напустился, но что с ним поделаешь. Приехал к председателю местного совхоза Токареву, он слыл одним из лучших хозяйственников на Камчатке. Председатель приказал моих собачек убрать из нарт и накормить, а также дать им отдых. Меня же оставил ночевать у себя в доме, его жена работала бухгалтером в совхозе. И строго-настрого предупредил местных жителей, чтобы никакие вещи у меня из нарт не пропали. Уже у Токарева дома я рассказал этот случай, он мне говорит: «Учти на будущее, чукчам никогда нельзя показывать флягу, а тем более говорить, что у тебя спирт есть. Будет мучать тебя до тех пор, пока все не вылакает!» Так мой проводник и сделал.
В 1945 году война с Германией закончилась, победа меня застала на заставе. И 9 августа началась советско-японская война. Пограничники 60-го погранотряда вошли в сводный батальон морской пехоты под командованием майора Тимофея Алексеевича Почтарева, моя застава была включена в качестве взвода. Батальон готовился к высадке на остров Шикотан, самый крупный остров Малой гряды Курильских островов. Конечно, все заставы, которые имели дело с японцами, как и я, записали в этот батальон. И передо мной была поставлена задача – взять все японские базы под охрану, японцев интернировать и не дать им возможность уничтожить оборудование и повредить заводы. Все имущество нужно было передать советским рыбным предприятиям. Когда я это делал, то брал с собой представителей наших советских рыбных заводов, все имущество сразу описывали и ждали, когда придет за японцами судно. Я их отправлял на родину. Японцы вели себя тихо и не сопротивлялись, мне кажется, вообще же они, когда прибыли на лов, то уже знали, что может начаться война, потому что как-то изначально вели себя очень тихо. А вот на Курилы мне не довелось высаживаться, хотя после войны меня записали в участники операции в связи с тем, что я вошел в состав батальона. Но я не высаживался и в личном деле приказал не отмечать информацию о моей якобы высадке.
Коротко о том, как я провел этой весной. Хотя не так уж и коротко, по факту-то.
Ономнясь случилось у меня вырубить окно площадью трое круглых суток в рабочем графике и декретном отпуске сразу, Карл! Невероятная удача, надо брать. И 10 мая, в пятничку, имея целью более проветрить голову, чем совершать подвиги и открытия, я отправился в поход на веле.
Афанасий Фэт играет мускулами на фоне створ на 15-ом километре
Три дня - срок невелик, день туда, день там, день обратно; межсезонье; вообще без вариантов надо - нет, позвольте, придётся! - ехать на Дио (ну, это я любовно называю сопку Дионисия), около 30 км на ЮЗ от Анадыря по грунтовке и вездеходной колее. Поехал на шиповке, ибо ну хз, мало ли, что там на вездеходке сейчас. Летом и зимой там всё понятно, но проехать можно. А такой ранней весной ещё не гонял, самое раннее - третья декада мая. Да и лень переобуваться было, чоужтам.
Подъем в Останцовую - изнурительное наказание, но если перевалил, считай, ты уже там
Ехал меньше, чем на одной (если не на половине вообще, что тоже меньше одной) атмосфере по кругу, оттого было вдумчиво и неспешно. Встретил трех знакомых, со всеми поболтал, пару раз попил чайку, а на останцовой даже заточил шоколадку. Никуда не спешил, короче.
Вовка вот шишигу купил, "с белорусским дизелем", за 900 грандов. Радуется
Доехал до балка на Дио за 6 часов, устал невероятно, последние 500 м до лагеря тянул, стиснув зубы, часто спешивался и шёл пешком для разнообразия нагрузок. Да и жопа уже болела. Кто катал, тот знает.
Хороший балок, но, сска, постоянно закрыт, а ключи Шрёдингера: они как бы есть, но их ни у кого нет
Неспешно разбил лагерь, отужинал, чем бог послал, на свежем воздухе, под песни гусиков, жориков и куропаток. И по-старпёрски лёг спать, ибо на приключения сил уже не было.
Ночью мне было видение Кутха, благословившего мою вглубь земли уходящую корнями ярангу
Всласть отоспавшись, днём в Сб, 11 мая, посетил крест в память о жертвах авиакатастроф на Чукотке (это точно), установленный на месте крушения вертолёта системы Ми в 86-ом году (это не точно).
Крест установлен в 2009 году (это точно)
Затем забрался (пришлось попотеть) на вершину Дио (577 м над уровнем моря, если верить генштабу), где вполне себе зимняя зима была пятидесяти оттенков белого. Ты в сферическом белом вакууме совершаешь монотонную физическую работу на свежем воздухе - отличная зачистка мысли.
Я знаю, вас мало, но вы любите такие фотки
Хорошая новость - зайчишки возвращаются на Дионисия: их следов и какашек встретил я "больше, чем за аналогичный период прошлого года". На спуске с вершины подкрепился и отдохнул, а на перевале между Дио и Космо нашёл свежие следы росомахи, идущие в сторону лагеря. Шевелил волосами на холке, думал. И, наконец, сделав 16 тысяч шагов, вернулся в лагерь в районе 21 часа, отужинал и продолжил интертеймент: танцевал, играл на варгане, смотрел в сердце ночи...
Обитель скромная бродяги и скитальца - доступное жильё без ипотеки и смс
Третьего дня, 12 мая, в Вс, беззаботно дрых до полудня, однако ж, всё проходит, вот и это прошло - в 15 часов свернулся и выдвинулся. Дорога до вездеходной колеи неожиданно обрадовала мягкостью и крепостью. Вот только где эта колея? Эй, да я прозевал поворот!
В какой-то момент понял, что еду по хорошей, но не по той дороге
Так тому и быть! Поеду да посмотрю, куда ты, тропинка, меня приведёшь - чем не приключение? В крайнем случае, я всегда могу, упоровшись вхлам, по кочке выйти на грунтовку, которая идёт параллельно. О, этот пьянящий запах неизведанного и предстоящего на неизвестной дороге, ведущей известно куда! А куда? Домой, в Анадырь, это точно. А на балок на Казачке, например, зайдёт? Нет? Оттуда всего 3 км по целине до грунтовки, если что. И до чего ж таки хороша и дорога-то дорога: в меру мягка - снег влажный, но не вязнешь и не буксуешь; в меру крепка - спокойно держит гружёный Фэт, а заднее я еще и подкачал перед выездом; но, главное, превосходно ровная, без ураловских и гусеничных траншей непролазных. И прощальный (ладно, ладно, досвиданьковский, тебя не проведёшь, дружок) каноничный вид на Дио добавляет такую приятно-минорную нотку.
Дио любит шляпки и шапочки. Микроклимат, полагаю
А вот уже и балок на Казачке, ну красота же; ага, профили гусиков, снегоход, всё понятно, ау? Живых людей не было и в балке. Сам старик вроде еще живой, но не в лучшей форме. Печка есть, топлива нет, кривой-косой уже. Но жить можно.
Вау, туча журавлей принесёт нам тысячу детей! Доступное жильё - молодым семьям!
После этого короткого визита зуд неизвестного унялся, а я съел сникерс, который полтора года ждал своего часа и вот пригодился. Очень сильно высох, пришлось разгрызать, но чай пришёл на помощь, и я справился. С удовольствием. Ну, а дальше... дальше помню только всё белое, мягкий шелест мягкой резины по мягкому снегу, пару раз ловил занос передним, жив, цел; вдруг снег кончился, и зимник в обозримой перспективе упёрся в дорогу, по которой иногда проезжают маленькиемашинки: типа как в самолёте приземляешься, и такие же машинки в иллюминаторе. Машинки постепенно увеличивались в размерах, мы с Фэтом провалились в лужу мокрого снега - ну, хоть не сели! - и вылезли на грунтовку у старых складов, меж Михой и вертолёткой спустя 3 с лишним часа после старта. Затяжной бетонный тягун до заправки, спуск-подъем и финальный мажорный аккорд с тэцовской горки. Дом. Семья. Работа.
Всё.
3 дня, 2 ночи, 70+ км, масса впечатлений. Шипованный сезон закрыт
В окно снова стучится весна. В квартире за последние дни стало непривычно светло после полярной ночи и зимних сумерек. Белое безмолвие за окном из угрюмо туманного стало торжественно-ярким, переливающимся на Солнце, контрастирующим с ярко голубым небом и жиденьким лесом, чернеющим у подножья сопок. Их склоны - практически голые и идеально белые, прекрасно отражают свет, он бьет по глазам так, что на улице редко встретишь прохожего без солнцезащитных очков. Потеплело до -15С, но прогулочное настроение немного сбивают лень и легкий ветерок пришедший вместе с ясной погодой.
На ярком апрельском солнце часто замечаешь те вещи, которые в зимней полутьме или в искусственно-статичном свете лампы не замечал. От пятен грязи на висящем на стене велосипеде, до неожиданно проступившего в голубом небе горного хребта...
Идёт моя третья весна на чукотской земле...
В такие погожие дни, иногда задумываюсь, могу ли я рассказать по поводу жизни здесь, оглядываясь назад? Невольно приходят мысли навеянные романом Олега Куваева - в моих предыдущих постах было слишком много меня и слишком мало "Территории". Но тут, как ни крути, без этого не обойтись - как бы ни отчуждался ты, все равно повествование проходит через призму твоих впечатлений, поэтому буду продолжать как умею...
Для тех, кто столкнулся с моими постами впервые - небольшой экскурс в мою историю. Три года назад, я - 27 летний недоросль с трудом окончивший профильный институт в атомном наукограде, решил уехать на Чукотку. Работа по специальности "на материке" за сколь либо вменяемые деньги мне не светила, тут же предлагалась работа на АЭС со всеми плюшками в виде оплаты жилья, подъемных, переезда, питания и.т.д. Перед глазами был пример одногруппницы переехавшей сюда к молодому человеку несколько лет назад, поэтому пообщавшись с ней и прикинув все возможные риски, я решил попробовать и в декабре 2021, аккурат под Новый Год, рванул за "колымский меридиан".
Первый год было нелегко, но весело) Жил в двухэтажном бараке на окраине города, среди заброшенных домов. Соседями по бараку были в большинстве своем - чукчи и эвены. Суровые, нередко чрезмерно пьющие, но при этом душевные люди. Проблем на новом месте было хоть отбавляй, тем не менее все устаканилось. Через год, взяв займ у АЭС, я смог сам купить квартиру в пятиэтажке в центральной части города, ко мне переехала девушка, и теперь пережив зиму, мы вместе делим это весеннее солнце...
Весна на западной Чукотке приходит в середине апреля. В начале марта трескучие сорокоградусные морозы уходят в прошлое, напоминая о себе лишь изредка. Резко увеличивается световой день, а при ясной погоде становится ослепительно ярко от идеально белой местности вокруг. Начинают оттаивать окна, а в конце марта настает пора задуматься о том куда убирать замороженные продукты из "чукотского морозильника", что за окном.
На сопках ограждающих нашу долину, мало-помалу проступают оттаявшие скальники, а вылазки с работы домой пешком для работников АЭС, постепенно переходят из разряда полуэкстремальных приключений, во вполне себе обыденность.
Первое в этом году по настоящему массовое народное гуляние в городе - Масленица.
Любой городской праздник - событие для округи на добрую сотню километров вокруг. Именно в эти дни в городе начинаешь замечать множество новых лиц(в основном жителей ближайших чукотских сёл).
Ближе к середине апреля начинаешь замечать, то что дышать на улице можно не только через шарф - воздух становится менее агрессивным.
Ночи все короче и короче... В апреле на севере можно уже отчетливо видеть горы и полоску света даже в полночь. В начале мая начнется полярный день.
На фото выше - ул. Курчатова. На сегодняшний день это единственная улица в городе с твердым покрытием на всем протяжении. Покрытие - бетон, асфальт тут не выдерживает температурных колебаний и таяния вечной мерзлоты. Истинное значение "бетонки" в любом ее проявлении(от дороги до тротуара из плиточки) проявляется в середине апреля. Примерно 15-20 апреля климат резко, словно "по тумблеру" включает тепло.
Что происходит на остальных улицах, которые в основном гравийные - представить несложно.
Наступает май. Для многих жителей "материка" - конец весны, у нас же все только начинается)
Сопки вокруг города все еще в снегах(особенно их северные склоны), но в городе снег быстро начинает сходить на нет. Ночью уже не темнеет совсем - полярный день продлится все календарное лето.
Вместе с майскими праздниками и полярным днем, на Чукотку приходит сезон отпусков. Начинается массовый исход примерно трети населения на материк. Все хотят насладиться летом на "материке", у многих отпуска распланированы за полгода вперед и попасть в промежуток между маем и сентябрем включительно - большая удача. В апреле открывают продажу авиабилетов на летний сезон. За несколько дней билеты на юг(в Магадан) - раскупают. Тем кто не успел, или, кому неожиданно понадобилось улететь, могут надеяться только на случай. Возможно кто то сдаст билеты, возможно, кто то не приедет в аэропорт... Есть конечно специально зарезервированные места, которые всегда остаются нераскупленными до последней минуты: для тех кто летит по медицинским показателям, но их на 50 местную "аннушку" всего 2. Для желающих улететь в аэропорту Кепервеем проводится увлекательная лотерея называемая " сесть на подсадку". Если ты приехал сильно загодя, и если на борту остаются места(не полетел никто из льготников или кто то не опоздал на рейс по тем или иным причинам) - ты летишь. Но для этого надо добраться в аэропорт за 30 км(он у нас в соседнем селе), простоять в очереди таких же как ты, желающих поймать "аннушку за хвост", и выложить полную стоимость авиабилета(а это 37 000 рублей). В конце апреля 2022 года мне повезло. Кто то сдал билеты до Магадана перед самыми праздниками, причем билеты льготные - по федеральной субсидии за 9000 рублей. За эту сумму можно летать всем без исключения, но количество билетов - сильно ограничено и их раскупали золотодобывающие организации, желающие перевозить персонал подешевле. Насмотревшись на все это и наслушавшись историй о том, как авиабилеты на материк уводили буквально "из под носа" в день продажи, я решил держать ушки на макушке.
Дешевые билеты в Магадан за 6000 раскупили до конца августа в первые же дни.
С фактическим монополистом "ИрАэро" ситуация получше, билеты в Магадан за 37 000 есть с середины лета. Билеты со скидкой - за 15000 по региональной субсидии(продающихся с предъявлением местной прописки) закончились еще в марте. Их раскупили за две недели.
Момент запуска продаж авиабилетов на "материк" на летний сезон я встретил принимая ванну глубокой ночью. Пришло сообщение в один из многочисленных городских Whatsapp чатов - неизменных спутников нашей чукотско-дальневосточной жизни. Действовать надо было быстро. Купить два билета для себя и невесты туда и обратно прежде чем их сметут такие же "ждуны" как я. Выскочив из ванной и схватив паспорта я немедленно принялся покупать вожделенные билеты на сайте авиакомпании, благо дома есть спутниковый Интернет. Коллега, у которого такой роскоши не было, купить билеты уже не успел - хиленький мобильный Интернет в городе моментально "повис". Спасли родственники с "большой земли", которых он среди ночи разбудил звонком с просьбой помочь в покупке.
Но нет худа без добра. Массовый отъезд в отпуска снижает нагрузку на почту. Очереди и баррикады из посылок в отделении тают вместе со снегом.
Где то в конце мая освобождаются ото льда водоемы.
А в городе запускают единственный фонтан.
Под снегом - перезимовавшая брусника. Оттаявшие участки тундры буйством красок пока еще не радуют, все либо серое, либо желтое. Лишь голубое небо при хорошей погоде, белые сопки вдали, да пробивающийся кое-где стланник, показывают нам что не все в этой местности - тлен.
В лесу во многих местах снег еще лежит.
После майских, как правило приходят дожди, после которых вовсю начинается половодье. Эти дожди, первые из которых зачастую идут со снегом, и завершают этот короткий период, которую на Чукотке называют весной. Сразу после них, в конце мая-в начале июня, распускаются лиственницы и наступает лето...
Если конечно не придет циклон с моря и не опустит все до нуля и ниже, такое бывает запросто).
Но в целом, континентальный климат дает о себе знать. Пока у наших соседей в Певеке даже посередине лета в море плавают льдины, в глубине континента - тридцатиградусная жара, а после середины июня просыпается самый страшный чукотский зверь - комар..
Такие вот арктические этюды...Всем прочитавшим, хороших выходных и прекрасного жаркого, полного приятных впечатлений - лета!)
«Ярость или особое чукотское нетерпение - чукчи от природы и в силу культурно-этнических особенностей не способны противостоять болезням и вообще физическим и психическим страданиям. Поэтому они, как правило, стараются как можно скорее избавиться от них, хотя бы и ценой своей жизни».
***
Стоя в очереди, Старик Гыргыс меланхолично осматривал товары на полках, переминаясь с ноги на ногу, когда в магазин зашел его сын, Крепёж Гыргысович, – настолько жалкого и потрепанного типа невозможно было отыскать по всей Чукотке.
Мятое лицо Крепежа покрывали старые и не очень ссадины. В оловянных глазах, заплывших от хронических запоев - шныряла тоска и зияло отчаяние.
Давно немытые волосы были неопрятными и растрепавшимися, они торчали клоками во все стороны, придавая облику Крепежа какую-то инфернальность.
Было ясно, что он пил. Пил беспробудно, Крепёж Гыргысович пил все время, как мать умерла.
Отец и сын стояли, глядя друг на друга. У них обоих на лицах читалось растерянное удивление — неожиданная встреча. Спустя столько лет.
Крепёж наконец опустил глаза, остатки совести на краткий миг вернули его в те далекие времена, от воспоминаний которых, он давно привык отгораживаться стеной молчания и пеленой алкогольных паров.
- Крепёж, - тихо произнёс Гыргыс.
- Па, - глухо ответил Крепёж. Ни капли радости не было в его голосе.
Со стороны могло показаться, что это встреча сына и отца после долгой разлуки.
Но на самом деле они были врагами.
Старику закладывало уши от стука собственного сердца. Он разволновался. Еще бы, столько лет жить вдали от своих мест, от своей бывшей семьи.
Раны в душе почти зарубцевались, и тут эта внезапная встреча с сыном, так жестоко оскорбившим его много лет назад. Но несмотря на всю горечь и боль, ветеран, воевавший за жизнь, встретив сына, был на волоске от того, чтобы вновь впустить его в свое сердце.
Он коснулся плеча Крепежа.
- Купи себе водки, - Гыргыс протянул Крепежу деньги.
Крепёж грязной рукой быстро схватил деньги, но не ушёл. Он стоял, не глядя на отца, и как голодный вампир пялился в сторону полок с выпивкой, на блестящие бутылки. Наконец, он вернулся к реальности и, помотав головой, пошёл, шаркая унтами по полу, за бухлом.
Вернулся Крепёж с идиотской улыбкой на лице, засовывая бутылку запазуху. Отдал отцу сдачу. Они не сказали ни слова друг другу. Да и к чему слова?
В глазах Гыргыса не было уже ни злости, ни обиды. Там был только один лёд - он отплатит сыну за предательство.
"Может, еще не поздно?" - подумал Гыргыс, глядя на своего непутевого сына, который уже выходил из магазина. Но быстро опомнился - поздно.
Из тундры старик принес с собой ледяное безмолвие и каменное терпение к тому, что творит с судьбами жизнь.
Изгнанный из собственного дома, он нашел в себе силы злиться не столько на сына, сколько на тот скорбный мир, в который был вынужден уйти. И оставался только один путь - путь холодной мести. Неотвратимой мести во что бы то ни стало.
ВДОВЕЦ И СИРОТА
Гыргыс понимал, что старел.
Из твердого главы семейства, из великого мастера-оленевода и умелого охотника он постепенно превращался в немощного и никчемного старика.
Жена оставила его с сыном еще 20 лет назад. Подвернула ногу в тундре, упала в ледяной ручей и застудилась. Спасти её не удалось, не смотря на все старания. Ни лучшие врачи, ни самые сильные снадобья, ни гортанные песнопения старейших и сильнейших шаманов над бульоном, из только что убитой собачатины не помогли.
Жена ушла в иной мир, а Гыргыс с сыном, которого они с любовью назвали Крепёж, остались среди холодной и безмолвной тундры пасти своих оленей.
***
Шли годы, Крепёж, едва повзрослев начал пить. Характер его становился несносным. Начались загулы, появились какие-то друзья, такие же пьянчуги…
Гыргыс пытался образумить сына. Безуспешно. Любые попытки поговорить перерастали в скандалы и драки.
Старику с каждым годом было все тяжелее видеть, как сын сходит с ума от водки и безделья. К тому же Гыргыс слабел, дряхлел.
Настало время, когда старый отец уже не мог помогать с оленями. Целыми днями лежал он в яранге, пока сын занимался оленеводством.
А когда сын возвращался, то обрушивался на отца с проклятиями, угрозами, злобно огрызаясь на любые попытки старика заговорить.
Им обоим было нелегко. Каждый страдал глубоко в душе. Гыргыс скорбел по жене, а молодой Крепёж тосковал по матери, так рано оставившей его одного с оленями, тундрой и отцом.
Им не хватало её тепла, вкусных обедов, веселого смеха и просто её присутствия, делавшего скромную ярангу посреди тундры, настоящим домом.
А теперь, когда она оставила их, Крепёж начал квасить, заливая горе водкой, а отец начал потихоньку сдавать.
***
Гыргыс всегда замечал, что его сын Крепёж растет злым, жестоким. Еще ребенком он мог запросто ущипнуть оленя или пнуть собаку. И в кого он такой? Гыргыс не знал. Но винил себя в том, что не сумел как следует воспитать отпрыска.
А Крепёж винил в гибели матери родного отца. Ему казалось, что отец недостаточно постарался, чтобы вылечить маму.
Что он мог знать, что он понимал? Он ведь был еще мальчишкой, когда на него свалилось это горе, возможно, он тогда немного помешался.
И вот теперь старый Гыргыс уже ничего не мог поделать, оставалось только принять все, как есть, смириться и тихо жить со своей скорбью.
***
Уж три зимы прошло с того злосчастного дня, когда Крепёж отправил старого отца прочь. Выгнал умирать в ледяную тундру, к волкам.
Старик не мог забыть того страшного дня.
Крепёж пьяный, в компании друзей ввалился в ярангу. Шумно, сшибая углы, изрыгая самые скверные слова, он подошел к лежанке отца.
Схватив старика за одежду, поднял его на ноги, поставил перед собой и уставился безумными глазами на испуганного отца.
Никто из отмороженных друзей сына, даже не попытался помочь старику.
- Ты… Ты уже старик! Почему ты еще здесь? Убирайся! Уходи в тундру! От тебя нет пользы, только жрать… Ты… Уходи!!! Уходи умирать!!!
Гордый старик так и сделал. Быстро взял только самое необходимое – нож, документы, фонарик и ключи от снегохода.
Под завывания ветра, он выжимал газ до упора. Старенькая Ямаха несла его сквозь метель. Только ночь видела слёзы Гыргыса. Холодный ветер бил ему в лицо. Гыргыс не ощущал холода, его душа пылала гневом и болью.
Отец оставил сына в запущенной яранге с пьяными товарищами, а сам уехал, но не умирать…
Он перебрался в город. Купил квартиру, слава богам, накопления от военной пенсии позволяли. Гыргыс каждый день проживал, храня в сердце только одно слово – месть. Тот, кто выгнал отца, достоин презрения.
Гыргыс поклялся отомстить сыну, наказать его жестоко и окончательно.
Раз в год, в ночь высокой луны, Гыргыс проводил страшный, мистический ритуал, в котором просил духов Оленя, Моржа и Волка покарать его сына за то, что тот сделал. И духи вняли его мольбам.
Крепёж начал терять все: олени умирали от болезней и кровососки, на стадо все чаще стали нападать волки, друзья Крепежа - один за другим, покидали его из-за непрекращающегося алкоголизма и злости, которые возникли после ухода отца вслед за матерью, да и здоровье его тоже пошатнулось.
ВСТРЕЧА
И вот сейчас Гыргыс встретил Крепежа в городе, в магазине, где он регулярно покупал продукты. Старый Гыргыс испытал странную радость, видя, как Крепёж вздрагивает от холода - его одежда была разорванной и испачканной, на лице стояла печать страдания.
- Крепёж, - тихо, но со скрытым злорадством, произнес Гыргыс.
- Па, - глухо, с отчаянием и страхом в голосе, ответил Крепёж. Не испытав ни капли радости от встречи с отцом.
Гыргыс дал сыну денег на водку, а сам купил хлеб и протянул его сыну вместе с небольшой суммой денег.
- На, купи, что нужно, Крепёж, - тихо сказал он. – И, пожалуйста, помни, что ты сделал своему старому отцу.
- А ты не умер, старый обманщик. Ничего, однажды ты все равно сдохнешь. Тогда я получу все твои деньги, - пробормотал, не отдавая себе отчета в этих чудовищных словах, полубезумный сын.
Гыргыс ухмыльнулся и молча ушел, оставив сына стоять в туманном утре города с покупками на горсть мелочи.
Он чувствовал невыразимую смесь горечи и торжества в своем сердце, но он точно знал, что делает все правильно. Отмщение было впереди, как и обещал сам себе старый Гыргыс, и теперь его сын начинает понимать, как скорбел отец, когда его гнали из дома.
Пусть сын почувствует все то, что испытал и он. Пощады не будет.
***
Прошел год с того дня, когда Крепёж и Гыргыс столкнулись в городе.
Гыргыс понимал, что жизнь его подходит к концу, времени на этом свете ему осталось совсем мало. Но каждый день, он старательно поддерживал в сердце желание отомстить. Этот холодный огонь как будто даже придавал ему сил. И вот наступил день, когда старый Гыргыс понял – пора действовать.
ЭНДШПИЛЬ
Старик продал квартиру в городе, снял со счета все деньги. Оседлав снегоход, он отправился по знакомой тропе в глубь тундры…
Ночь.
Крепёж проснулся от звука выстрела снаружи.
- Что за…?
Не успев толком одеться, он выскочил из яранги.
Продрав глаза, в темноте, в нескольких метрах от себя, он увидел знакомый силуэт. Крепеж узнал своего отца.
В одной руке старик держал зажженную красную сигнальную шашку, а в другой обрез двустволки. В мерцающем красном свете фальшфейера старик выглядел устрашающе, его изрезанное морщинами лицо в такой необычной подсветке обрело демонический вид.
Крепежу стало не по себе от этого.
- Чего тебе?!
- Вот твоя награда, сынок, - прокричал Гыргыс. – Ты же хотел денег? Так забирай! Воспользуйся ими как хочешь, радуйся горячей теплоте, которую они создают.
С этими словами Гыргыс бросил шашку куда-то себе под ноги, вспыхнуло пламя, осветив оранжевым светом все вокруг.
Перед тем, как разбудить сына выстрелом, старик бросил на снег все деньги, которые выручил от продажи квартиры и все свои накопления и щедро облил их бензином, не забыв проследить, чтобы горючее хорошенько пропитало бумажки.
- Что ты наделал?! Что ты натворил?!!! – Крепеж впал в настоящую ярость, глядя, как огонь пожирает пачки банкнот.
Отец больше не желал видеть сына, он вообще больше ничего не желал, кроме покоя. Окончательного покоя. Месть была свершена.
Гыргыс пнул горящую кучу, плюнул под ноги и, бросив на снег ружье, развернулся и пошёл прочь, в темную тундру, как того и хотел когда-то его бывший сын.
А Крепёж, жестокий и подлый предатель, совсем обезумел от такого поступка отца.
Говорят, что деньги портят человека, а уж пылающие деньги и вовсе сводят с ума.
В ярости он поднял со снега ружье, и выстрелил туда, куда уходил отец...
Старик Гыргыс почувствовал резкую боль в спине и ...
А как закончилась история Гыргыса и его сына по имени Крепёж вы можете на канале Яранга в Дзен.
Зима и холод крайне опасны. Похожая история была и у нас 19 лет назад. Между деревней и рай. центром были две дороги одна короткая, всего 97 км, и длинная 165 км. Но зимой короткая становилось не пригодна. Много снега и наледи от мелких речушек. Но отец одного семейства решил проехать по нему в январе. Их нашли на 53 км. короткой дороги, лишь в марте, их машина видимо застряла и заглохла. Они пытались сжигать шины, потом пластик и тканевые элементы автомобиля. Но им не помогло, отец, мать и ребенок подросток умерли от холода.
Не знаю, дойдёт ли эта новость до федеральных СМИ, поэтому решил опубликовать её здесь. Трагедия с примесью мистики разыгралась прямо сейчас. Пока из официальных пруфов - только сообщения на канале губернатора Чукотки
10 апреля в Единую диспетчерскую службу поступил звонок от девочки (как станет понятно из комментариев - её зовут Алина). Она сообщила, что снегоход, на котором ехала она с родителями из Эгвекинота в село Конергино, провалился под лёд. Как стало известно позднее, её из воды вытащил отец, отдал телефон и полез спасать жену, но выбраться не смог. Администрация и добровольцы начали спасательную операцию, удалось найти только одну Алину - замерзшую, но живую. Двое оленеводов на снегоходе отправились доставить её на перевалочную базу одной из оленеводческих бригад неподалёку.
Ночью на 11 апреля стало ясно, что что-то не так - на перевалочную базу никто так и не прибыл, связи с оленеводами так и не было. Утром из столицы округа в зону залива Креста отправили вертолёт и дополнительные силы МЧС. Продолжали поиски родителей девочки, также стали искать её саму с сопровождающими.
В середине дня 11 апреля на льду залива Креста обнаружили тело Алины, уже без признаков жизни... Поиски оленеводов всё ещё продолжают.
Что это - судьба, или нелепое стечение обстоятельств, которое стало причиной гибели (скорее всего, но очень хочу ошибаться) пяти человек?
Соболезнования близким...