Почти полночь и с реки потянуло нагретым молоком, в которое бросили гвоздику, кардамон, потянуло леденцами на деревянных палочках, что продавались в лавках на ярмарке. Сливочными туманами повеяло, снежным морозом, колючей хвоей, пыльными блестками, осыпавшимися с игрушек в коробках, медовыми акварельными красками, гуашью, надушенными шерстяными шарфами, намокшими варежками, брошенными на батарею сушиться, крохотными солнцами мандаринов. Скоро, совсем скоро захлопают двери, дом сузится до пространства захламленной комнаты и яблоку негде будет упасть.

В духовке поднимался тыквенный пирог, на сковороде до коричневой корочки обжаривалось мясо, бухтел соус в крохотной кастрюльке, стол заставлен рисовыми пирожками, красовался начищенный чан с острой лапшой, пар завивался над кофейником и над поддоном с тушеными овощами. Несколько пестрых чашек выстроились вокруг кофейника, готовые водить хоровод. На половичке, сплетенном из человеческих жизней и смертей, валялись кошки и коты. Рыжие, дымчатые, серые, трехцветные, просто черные, черные с белой грудкой, черные с белыми носочками на каждой лапы, полосатые, одноухие, трехглазые, одноглазые, безхвостые и с хвостами укороченными ровно настолько, чтобы они напоминали кроличий хвост. Не специально так вышло, просто такими эти кошки и коты пришли к дому. Кошки играли с клубками пряжи, которые умыкнули с широкого подоконника, распустили полусвязанные носки, разнесли по кухне бисер, стеклярус, искусственные жемчужины.

Почти полночь, а значит скоро начнут собираться гости. В гостиной, за стеклянными дверьми, радовала своим присутствием лесная гостья — синелапая ель, украшенная длинными белыми свечами. Трещал камин, на каминной полке громоздились кипы потрепанных и совсем новых книг, под елью, прямо на теплом паркете, удобно устроились коробки и мешки с подарками. Значимыми и чисто символическими, но ни один из них не был куплен ради вежливой улыбки одаряемого, каждый выбирался от чистого сердца и души, преисполненной благоговением, праздничной радостью, предвкушением доброго застолья и встречи с давно ушедшими, недавно обретенными, связанными кровными узами или узами дружбы. Патефон скрипел, кряхтел, дребезжал, всячески грозился выплюнуть пластинку, однако терпеливо прокручивал ее снова и снова. В центре комнаты поставили широкий и длинный стол, накрыли белоснежной, как следует накрахмаленной скатертью, расставили тарелки, подсвечники, начистили до блеска столовые приборы, положили тканевые салфетки. К столу придвинули стулья с высокими резными спинками, обитые полосатой скользкой тканью.

В прихожей специально освободили вешалки, перенесли всю верхнюю одежду в спальню, приготовили место для обуви и тростей. Дом замер в ожидании.

Едва часы в коридоре ударили первый раз, как дверь распахнулась и на пороге возник дядька Чернорог. Высокий, плечистый пожилой мужчина, правда, крепкий не по годам.

- Ух, еле добрался, такой снегопад, такой снегопад!- добродушно прогудел он, стряхивая хлопья снега с мехового воротника пальто. Посеребренную голову дядьки венчали огромные черные рога, напоминавшие рога горного козла. Копыта тоже имелись и дядька всегда ими хвастался, мол, поглядите-ка, никакой гололед не страшен. Дядька сбросил пальто, подкрутил усы, поправил длинную бороду, уставился на Женьку желтыми глазами с горизонтальным зрачком.

- Как вымахал-то!- он покачал головой, развел руки в стороны и Женька с радостным визгом бросился его обнимать. Дядька пах тройным одеколоном, пряным мылом, сваренным на ягодах и травах, хорошим коньяком копченостями.

- Ну-с,- дядька посадил к себе на плечи и мальчишка ухватился за рога,- я тебе таких гостинцев принес, закачаешься! А сестра твоя где?

- В кухне крутится, с кремом для торта возится,- Женьке ужасно нравились рога, он таращился на них с восторгом и надеждой когда-нибудь заполучить такие же. Со вторым ударом часов появилась бабуленька Ворчунья. Приземистая, пышная, как сдобное тесто, и пахнущая им, крендельками, солеными бретцелями, сладкими венскими вафлями, штруделями с яблоком и корицей. Из-под шубы торчал хвост с кисточкой, краснощекое лицо довольно улыбалось. Бабуленька сняла с головы пуховый платок, дядька поставил Женьку на ноги, тот побежал обнимать и Ворчунью.

- Ишь какой стал,- ахнула бабуленька.- Ох, Чернорог, здравствуй!

Дядька отвесил почтительный поклон. Бабуленька поставила рядом с его подарками свои, подмигнула Женьке:

- Принеси-ка уставшей старухе чего-нибудь горячего, отогреть закоченевшие кости.

Мальчишка охотно кивнул, помчался со всех ног в кухню, схватил кофейник, щедро налил в чашку кофе на кардамоне.

- Ой, ой,- бурчала сестра,- неужто пропустила я все?

Она торопливо вытерла руки о фартук, откинула со лба синие волосы, собранные в косу до пояса с вплетенными в нее серебристыми колечками, шелковыми лентами, смахнула с щеки муку, вышла в коридор поздороваться с гостями, а там уже и тетушка Паучиха подоспела.

- Дорогие мои,- тетушка хлопнула в ладоши и ее восемь лап застучали по полу,- как давно мы не виделись! Дела, дела, хорошо, что мы из той породы, которая временем с лихвой располагает!

Тетушка выудила из кармана пышного платья стеклярусное ожерелье и надела на сестру. Та зарделась, засмущалась.

- Красавица,- тетушка даже прослезилась.- Носи, носи, даже и не думай смущаться, как глаза-то сразу заиграли, ах, ах!

- Проходите, что же у дверей топчетесь?- сестра спохватилась и проводила прибывших в гостиную. Бабуленька принялась нахваливать елку, но поворчала из-за слишком дорогой скатерти.

- Душа моя, разве надо было именно ее к застолью?- она любовно погладила скатерть морщинистой рукой, осторожно приземлилась на мягкий стул. Справа от нее уселся Чернорог, довольно покачивая головой в такт музыке. Паучиха села в торце стола, поставила локти на стол, убрала каштановые волосы с плеч на спину, расправила салфетку, положила на колени.

Четвертым прибыл Змееуст, друг семьи. Вместо ног у него был красный змеиный хвост с гремучкой, глаза янтарные с вертикальными зрачками, тонкие руки с музыкальными пальцами.

- Ребята,- всплеснул он руками, едва завидев брата с сестрой,- хорошеете день ото дня, славно, что повидались на осенних праздниках.

- Славно, что у вас нашлось окошко в плотном расписании,- мягко улыбнулась сестра, склонив голову.

- Только рад, только рад,- он достал из сумки новые пластинки, вручил их Женьке, заговорщицки подмигнул и, когда сестра вернулась на кухню, всучил набор страшно дорогих шоколадных конфет.

- Съешь сам и на каждую конфету загадай желание, потом расскажешь какие исполнились,- он похлопал мальчишку по плечу, вкатился на кольцах хвоста в гостиную и его хором поприветствовали остальные гости.

- Не смей есть все, диатез только прошел от леденцов,- прошипела сестра, просунув голову в дверной проем. Ничего от нее не утаить, да и как, когда во лбу у нее горел третий глаз, как у всех кошек, которые терлись о ноги.

- Да я не буду,- пообещал Женька, скрестив пальцы за спиной. Как не есть — загадка.

Приехал господин Песьеглавец, тоже друг семьи. Человеческой головы или головы, похожей на человеческую, у него не было. Вихрастая собачья голова с заостренными ушами торчком, чайными глазами. И запах от него был густой, нутряной, но Песьеглавец всегда старался запах замаскировать, чтобы никому в его компании не было некомфортно. Привез перченых сластей из Поднебесной, привез алые одежды, расшитые золотым и белым.

Приехали близняшки Марфа и Марта, прехорошенькие, словно куколки. Неудачно срослись они в области таза, зато знали колдовство и умели творить всякое разное: ночь перекинуть днем, запечатать в стеклянную банку упавшую звезду, начинить яблоки смертью или жизнью, заговорить ноющие зубы, разлить по сосудам смерть, сотворить костяную маску, которая сделает ее хозяина невидимым для всех, создать шарнирную куклу и спрятать в нее хвори. У Марты и Марфы тоже было три глаза, только если у сестры глаза были ярко-голубыми, то у близняшек они были обжигающе-зелеными, как весенняя трава поутру. Кожа у Марты отливала фиолетовым, кожа Марфы была синеватая, волосы они носили исиння-черные, как и одежду, сотканную из обрывков сумрака. Привезли они лакричный мармелад, ореховую пастилу и душистую связку лаванды.

Приехал господин Грач в птичьей маске, приехал братец Баюн в цигейковой шубейке, приехал дядюшка Рыжебород на санях, запряженными тройкой норовистых скакунов, дед Сохатый в смешной шапке-ушанке. Последним прибыл Йорген-звездочет в сееребристой мантии и колпаке, расшитом серебристым бисером.

Расселись гости за столом, завели беседу о погодных условиях, о праздниках, повспоминали тех, кто не смог почтить своим присутствием, тех, кто давно уже ушел и возвратится только в следующих жизнях. Говорили о гудящем море, о старых лесах, о путешествиях и книгах на древних языках. Женька же с сестрой накрывали на стол, отказываясь от помощи гостей. Мальчишка сновал туда-сюда, его тискали, хвалили. Женька смотрел на всех и сердце пело, он гладил кошек и кошки мурлыкали, тыкаясь мокрыми носами в горячие детские ладони. Гости, которые для кого-то были самыми настоящими чудовищами, колдунами, богами старых миров, для него являлись семьей. Он смотрел и не видел чудовищ. Видел добрые лица, слышал радостный смех. За окнами валил снег, окончательно заметая дороги, бокалы наполнялись, звенели столовые приборы, завтра будет каток и Женька опробует коньки, которые подарил Йорген-звездочет, послезавтра будет ярмарка. Женька обмотался теплым шарфом, врученным Рыжебородом, натянул теплые носки от Баюна, предвкушал примерку пальтишка от Грача. Ох, налопается конфет, даже если сестра ругаться станет!

***

- Женечка,- мальчишку потормошили за плечо. Он приоткрыл один глаз, разглядел силуэт Маришки. Она намотала на шею мишуру, принесла Женьке несколько мандаринов.

- Там сладкие подарки раздают,- Маришка, конопатая, смешная девчушка в новехоньком платьице, яростно терла глаза — аллергия на мандарины, но когда еще их наешься от души, как не в праздник?

Женька сел на кровати, убрал одеяло. Спал он много в последнее время, наверное, сердце становилось слабее. Наследственное. Сгубило и маму, и папу.

- Если хочешь, то возьми себе мой,- сказал мальчишка, сонно щурясь. Он протянул руку и включил лампу на тумбочке. Самодельные игрушки рассажены вокруг лампы, тоже украшены мишурой. В первом ящике притаились пластилиновые трехглазые коты и кошки, во втором ящике прятались исписанные блокноты со сказками, страшилками, колпак, расшитый бисером. Женька был главным сказочником во всем детском доме, и ребята бежали к нему со всех ног, едва он объявлял о новой сказке. Собирались дети в круг на полу, в центре садился Женька, водружая на голову колпак. А когда сказки не писались долго, то воспитанники ходили и спрашивали, мол, когда же, когда?

Женька нисколько не злился на нетерпеливую детвору, он понимал, что за его сказки большинство и держалось на плаву. Хоть и повезло им всем, не в самом плохом доме оказались, а все равно тоска жрала вечерами. Особенно дурно приходилось тем, кто раньше жил в полных семьях, знали и тепло, и ласку, но после разных событий никого из семьи не стало, как не стало и надежды на будущее.

- Не,- Маришка мотнула головой,- мне моего хватит, вдруг слипнется.

Женька грустно усмехнулся, спустил ноги с кровати. За окном валил снег, как валил он за окнами дома из его сна.

Иногда Женьке казалось, что сны его куда реальнее действительности и возвращаться становилось труднее с каждым днем. Там сестра, там смешные кошки, там на плечах катали, дарили коньки и перченые сласти. Сестры только не стало года два назад. Она рвалась забрать Женьку из дома, но ни жилищные условия не позволяли, ни образ жизни. Она, правда, исправно приходила навещать Женьку, сажала себе на колени, крепко обнимала, пахло от нее корицей и жареным миндалем, пахло чем-то еще, но мальчишка старался не замечать. Лекарствами, наверное. Женька подарил ей самую красивую трехглазую кошку, пеструю такую, и сестра расплакалась, дрожащими руками завернула подарок в грязный носовой платок, расцеловала брата в обе щеки. Уехала от него в жуткую метель, да и пропала. Больше никогда не виделись.

Женька встал с кровати, прошоркал в тапочках до окна.

- Как метет! - вздохнул мальчишка. В доме холодно, серо, не спасали даже вырезанные снежинки, мишура. До праздника оставались считанные часы.

***

Остались считанные минуты, но Женька не торопился спускаться к остальным воспитанникам. Он рассматривал игрушки.

- Ух, еле добрались! - дверь в спальню открылась и Женька увидел дядьку Чернорога. Мальчишка замер на месте. Дядька улыбался, стряхивая с нег с воротника.

- Ну, чего застыл?- добродушно прогудел дядька. Женька побежал к нему со всех ног, кинулся обнимать.

- А остальные где?- с жаром выпалил мальчишка. Из-за двери показалось родное лицо.

- Женечка! - сестра стянула теплый шарф с шеи, обхватила брата руками, крепко прижала к себе.

- Поехали, там кошки заждались,- прошептала она на ухо и Женька счастливо заулыбался. В груди кольнуло.

Когда он уходил, то слышал, как где-то вдалеке гомонили и голосили воспитатели, кто-то надрывно плакал. За дверьми стояли сани, запряженные норовистыми скакунами, а на холме, за лесом, горели огни дома, где уже нарядили елку и накрыли на стол. Сестра накинула на плечи Женьки цигейковую шубку. Рыжебород залихватски подкрутил усы, разгладил бороду, натянул поводья, дожидаясь, когда сестра с братом и дядькой Чернорогом сядут в сани.

- Алин, а ты где была-то?- спросил Женька.

- Дороги замело, никак доехать не могла,- Алина улыбнулась, нахлобучила на голову смешную шапку-ушанку.

***

https://t.me/its_edlz - здесь можно прочитать другие мои истории;
https://vk.com/itstyere - сюда можно приходить, добавляться в друзья, я не всегда отвечаю (т.к. чаще обитаю в телеграме), но добавляю каждого желающего.